Генерал-фельдмаршал Голицын - Станислав Десятсков Страница 9

Он даже спросил как-то об этом Малофеича (так солдаты звали сержанта своего взвода), когда столпились вокруг него солдаты на перекуре. Табачным зельем баловались тогда токмо офицеры-иноземцы да казаки на Дону, в Запорожском войске и гетманщине. В остальном московском войске, как и вообще на Москве, курить табак запрещалось Православной Церковью, объявившей табак дьявольской травой. Но в потешных полках курить разрешалось с ведома самого царя, который привык к табачной трубке, посещая Немецкую слободу.

Малофеевич же объяснял своим желторотым слушателям, что курить он стал еще со второго Чигиринского похода, где отбили они как-то у турок целую фуру с табаком.

— Как я все команды огневые запомнил, спрашиваешь? — Сержант разговаривал с молодым княжичем с какой-то особой почтительностью. — А как не запомнишь, княжич, коли ты стоишь в дозоре Сторожевого полка, а на тебя скачет дикий татарин и вопит, и арканом размахивает. Тут так — или ты его с коня свалишь, или он тебе веревку на шею и уведет в плен, а в Крыму продаст на какую-нибудь галеру-каторгу. Нет, тут и команды никакой не надо, руки сами все сделают! Ну да ладно, княжич, ты меня спрашиваешь, теперь я спрошу: а ведаешь, кто под Чигирином был первым воеводой Сторожевого полка?!

Михайло на вопрос сержанта покраснел, поелику еще от Иоганна знал, что первым воеводой в том полку был его отец Михаил Андреевич Голицын.

— Вижу, что помнишь своего батю, но того не знаешь, что орлом летал тогда боярин перед своим полком, а вторым воеводой при нем был Петр Иванович Гордон — он за второй Чигирин и генерала получил, потому как пробились мы к городу и всех наших людей из крепостцы вывели. Добрые были воеводы, о солдате всегда заботу имели!

«Так вот отчего Малофеич обо мне такую заботу имеет, ведь ни Шаховского, ни Белосельского и не думает звать княжичами, а меня в память о бате, знать, величает!» — подумал Михайло.

Сержант и впрямь опекал молодого Голицына, и к августу Михайло не токмо знал строй, но и бил из мушкета лучше всех сотоварищей.

— Первый стрелок во взводе, господин капитан! — доложил Малофеевич ротному, толстому и вялому австрийцу, прибывшему вместе с Чамберсом из имперских краев. Впрочем, австриец по-русски мог только, как и сам господин полковник, мастерски материться, потому с ним обычно был щупленький переводчик.

Но сегодня переводчик то ли запоздал, то ли заболел, и капитан Шарп пребывал в великом затруднении. «Кто знать немецки?!» — вынужден он был обратиться к строю солдат. И здесь Михайло опять был первым.

— Э, да ты, Голицын, не токмо лучший стрелок, но и толмач добрый!

Михайло сразу и не узнал спрыгнувшего с коня царя. Петр был без мундира, в белой рубашке и матросских голландских пузырчатых штанах, загорелый до черноты. Все это лето царь был или на солдатских учениях, или ходил по рекам Москве и Яузе на небольшом ботике вместе с корабельным мастером Франции Тиммерманом.

— Вот, господин полковник, а ты все жалуешься, что к тебе из Посольского приказа толмачей не шлют! — Петр весело повернулся к поспешившему приветствовать царя полковнику Чамберсу. — Михайло барабанщик добрый, и стрелок отличный, и по-немецки так шпарит, что даже твой венец его понимает. — Царь добродушно ткнул пальцем в толстое брюхо Шарпа.

— Ваше величество, позвольте мне его к себе в толмачи определить, хватит парню в барабаны бить! — весело подхватил Чамберс.

— А что, пожалуй, и хватит! Быть тебе с осени, Голицын, при полковом штабе! — согласился Петр и спросил: — А кто же тебя немецкой речи-то выучил?

— Да в усадьбе, нашей, в Богородском, наставник был немец, а потом братец, князь Дмитрий, всю зиму немецкому и латыни учил! — бодро отрапортовал государю Михайло.

— А что же братец-то твой к нам в Преображенское не заглядывает? Мне ученые люди потребны!

И на этот царский вопрос Михайло ляпнул без всякой задней мысли:

— Да он в поход на Крым с князем Василием вдругорядь идет, весь в сборах!

— Весь в сборах, говоришь? А не думаешь ли ты, малец, что князь Василий со всем своим воинством от Крыма вдругорядь побежит?! — Царь смотрел так строго, что Михайло потупил глаза, молвил в растерянности:

— Того не ведаю…

— Не ведаешь, значит? Да ты не кручинься, думаю, и сама сестрица-правительница того не ведает. — Петр вскочил на лошадь и помчался вдоль солдатского строя. Но Михайло слышал, как стоявший сзади царя Чамберс вдруг сказал по-русски: «Для фаворита ретирада — лучшая ограда!» Царь громко рассмеялся на эту шутку и повторил: «Для Васьки ретирада — лучшая ограда?»

А Михайло понял вдруг, что с царем надо говорить осторожно. Впрочем, на другой день по приказу Чамберса Михайлу Голицына все равно перевели в штаб толмачом.