Виктор Астафьев - Юрий Ростовцев Страница 82

Тогда обстоятельства не дали ему вовремя сесть за стол и записать пережитое. Спустя некоторое время рассказ он все-таки написал, но писал его долго, мучительно, и текст, по оценке жены, многое утратил от первоначальности — ушло время.

В 1967 году В. П. Астафьев подготовил к изданию рукопись рассказов для издательства «Советский писатель». И хотя первая его столичная книга — «Звездопад» — вышла в «Молодой гвардии» еще в 1962 году, будущее издание представлялось более важным — в творческой среде «Советский писатель» почитался особо, любая изданная в нем книга воспринималась как визитка, открывавшая доступ в круг профессиональных литераторов.

Когда рукопись книги «Синие сумерки» была принята в производство, Виктор Петрович познакомился с издательским художником Евгением Федоровичем Капустиным. Они буквально с первого взгляда приглянулись друг другу, и возникшая между ними, двумя бывшими фронтовиками, крепкая дружба сохранялась все последующие годы.

Е. Ф. Капустин рассказал мне, как велась работа над изданием «Синих сумерек». Беседа состоялась в квартире Евгения Федоровича и его жены — Юлии Федоровны Смирновой. Она — художник-график, также оформляла многие книги, были среди них и астафьевские произведения.

Томики Астафьева, многие — с дарственными надписями, на отдельной полке. С интересом рассматриваю «Синие сумерки» — первого издания книги в моей библиотеке нет. Автограф на титульном листе: «Жене и Юле Капустиным, милым добрым людям на долгую и сердечную дружбу, с благодарностью. В. Астафьев, г. Москва, ноябрь 68 г.». Мелькают названия знакомых рассказов, большинство из которых давно стали классикой: «Восьмой побег», «На далекой северной вершине», «Ясным ли днем», «Индия», «Старая лошадь», «Сашка Лебедев», «Монах в новых штанах», «Далекая и близкая сказка», «Бабушкин праздник», «Горсть спелых вишен»…

— Вы познакомились в 1968 году? — уточняю я у Евгения Федоровича.

Говорит он тяжело, дышит трудно: одолевают возрастные недуги.

— Нет, годом раньше. Ты посмотри выходные данные. 15 января 1968 года книга сдана в набор, а 24 июня 1968 года — подписана в печать. Вышла в свет осенью того же года. Книжка в ту пору, как правило, не менее года делалась.

— Но ведь вряд ли Виктор Петрович из-за оформления книги приезжал в Москву?

— Конечно, приезжал! Книга ведь в столице должна выйти! «Синие сумерки» — и для меня большая работа. Делал обложку, полосные иллюстрации. Тебя, должно быть, интересуют подробности?

— Естественно!

— Зашел как-то ко мне Витя Петелин, наш редактор, и говорит: «На-ка, почитай. Настоящая рукопись». Прочитал и в восторг пришел. Буду оформлять! Читал с удовольствием и картинки делал с удовольствием. Один из рассказов — «Восьмой побег» с некоей политической подкладкой… Помнишь его? Герой бегал, бегал… Спрятался в кустах. А ему и ветки решеткой видятся. Податься некуда. Мастерски написано.

— А долго вы работали над оформлением рукописи?

— Хотя содержание захватывало и увлекало, заставляло работать без продыха, — ушло полных два месяца. Важно было и самому не оплошать. Познакомились с Астафьевым, когда он приезжал в Москву посмотреть, как идет процесс оформления и редактирования…

— Помнишь, где прежде стоял опекушинский Пушкин? — неожиданно спрашивает меня Евгений Федорович.

— На бульваре…

— Вот-вот. И притом Пушкин тоже смотрел на Тверскую. То есть стоял спиной к бульвару. А на той стороне бульвара, где Литинститут, но значительно ближе к углу Тверской, было кафе — самая близкая и доступная забегаловка к нашему издательству.

— Оно тогда было на Тверской?

— Рядом. За нынешним магазином «Армения», с бульвара надо войти во двор, там стоит доходный дом. Вот в нем, на десятом этаже и находился в ту пору «Советский писатель».

— Я знаю его, он ведь в булгаковский маршрут по Москве вписан. Дом с куполом, с последнего этажа — отличная панорама на город.

— Да, дом памятный. В его куполе в годы войны зенитный расчет располагался…

— Ну, и как вы себя в рюмочной с Астафьевым вели? Интеллигентно?

— Да, конечно. У Виктора всегда мат был настолько органичным, что вроде и не мат, в разговоре не чувствовалось. Если из его речи выкинуть ненормативную лексику, то астафьевской песни не будет. Рассказчик он великолепный, сам знаешь. И всегда с юморком, всегда с острым, а то и соленым словцом…

— Так вы в рюмочной этой гуляли еще до выхода книги?

— Не гуляли — знакомились. С этих посиделок дружба началась. Потом я приезжал к нему в Вологду, в том числе и на Новый год.

— Расскажите об этом.

— Собрались у Астафьевых. Были Вася Белов, Николай Рубцов, другие ребята — полный дом гостей. Помню, как дружки мои поддевали местного партийца. Был там человек, который опекал писателей, причем в самом полезном смысле. Продукты им доставал, всякие путевки и прочее. Но парни горячие, выпили и понеслось: «Ты зачем сюда пришел, стучать?»

Видно, человек безобидный и влюбленный в подопечных своих. Но те закусили удила, все цепляют и цепляют мужика. Думал, драка будет. И Коля вдруг подключился: «Уходи лучше отсюда»…

Слушал я, слушал пьяную хреновину — надоело. Обкомовцу говорю: «Зачем их прощаешь? Дай по шее одному, другому, третьему…» Он в ответ: «Что вы?! Они завтра проспятся, будут милейшие люди…»

Кстати, Коля Рубцов у них дневал и ночевал. Всегда голодный приходил, так Марья его подкармливала.

— Ну а дальше как знакомство развивалось?

— Виделись время от времени, вели переписку. К лету 1970 года Виктор обзавелся уже домиком в вологодской деревне Сибла, и я отправился к нему на своей машине, чтобы посмотреть, как он обустроился на новом месте. Потом побывал еще несколько раз. Однажды, летом 1975 года, при нашей очередной встрече в его доме в Сибле сидим, чаевничаем. Он вдруг как бы между прочим говорит: «Я скучал по тебе. Подарок дорогому другу готовил…» И примолкает, вроде на что другое отвлекается. Так несколько раз. Наконец говорю: «Где подарок? Хватит зубы заговаривать!» Он поднимается из-за стола, идет к печке, что-то берет. Кладет передо мной ключ. Я удивлен: что такое? «Пойдем смотреть подарок», — говорит Виктор.

Оказывается, через дорогу от себя он купил мне деревенский дом. За 150 рублей! Хозяйку звали Евстолья. У меня ее портрет есть.

Осмотрели дом. Стены вроде крепкие, а все остальное — рухлядь. Две комнаты обозначены только, пол — провальный, крыша — худая. Но по деньгам и товар. Решили обмыть покупку.

Я побежал в магазин. Как сейчас помню: на полках пустота, хоть шаром покати, но водка — «Посольская». Пока я бегал, к Виктору заглянул местный начальник — председатель сельсовета. Услышав о приобретении, говорит: «Какое тут застолье. На совещании в Вологде запретили деревенские дома продавать. Но сама бумага пока еще до нас не дошла. Надо вам успеть! Поезжайте в сельсовет и срочно оформляйте куплю-продажу. А потом уже спрыснем дельце». Так и сделали. Успели!