Антикитерский механизм. Самое загадочное изобретение Античности - Джо Мерчант Страница 8

Участвуют в этом процессе и некоторые морские бактерии. Они соединяют сульфаты, содержащиеся в морской воде, с металлами, образуя сульфиды олова и меди и насыщаясь высвобождаемой в ходе этого процесса энергией. Но вред, который они наносят, ограничен. Эти новые соединения образуют тонкий слой на поверхности бронзовых предметов, защищая их от дальнейшей коррозии.

Вот почему бронзовые статуи, поднятые из обломков погибшего близ Антикитеры корабля, довольно хорошо сохранились – стоило их очистить, и открылись первоначальные их формы. Но вещества, возникающие в ходе коррозии бронзы, могут повести себя скверно. Хлористая медь стабильна в воде, но не в воздухе. Когда предметы, подвергшиеся такого рода коррозии, извлекают из моря, хлорид меди вступает в реакцию с кислородом и влагой воздуха, образуя соляную кислоту. Кислота разъедает неповрежденный металл, образуя еще больше хлористой меди, та снова реагирует с воздухом, возникает еще больше кислоты, и цикл продолжается. Если реакцию не остановить, предмет медленно и неумолимо разрушается.

Загадочный Антикитерский механизм много месяцев пролежал в ящике на открытом дворе Национального археологического музея в Афинах, прежде чем его обнаружили. Без всякой обработки, без присмотра, он буквально поедал сам себя. К моменту, когда безвестный служащий музея обратил внимание на ветхий развалившийся ящик и показал его директору музея Валериосу Стаису, внешние слои бронзы полностью разрушились. Иссохшие куски дерева прилипли к бронзовым частям, заставляя предположить, что объект некогда хранился в шкатулке, формой и размером примерно с толстый словарь. Возможно, усыхающее на воздухе дерево буквально разорвало содержимое на части. А может быть, сотрудник музея, желая узнать, что находится внутри, стукнул по шкатулке молотком. Как бы то ни было, теперь перед глазами археолога предстали четыре рассыпающихся куска.

Большую часть внешних поверхностей покрывал слой известняка – в основном карбонат кальция, откладывавшийся по мере того, как умирали кормившиеся на обломках морские организмы. Но там, где шкатулка треснула, яркие разноцветные пятна свидетельствовали о натиске пожирающих бронзу реакций. Преобладали бледно-зеленые и яркие сине-зеленые оттенки разных форм хлористой меди, но сквозь зелень Стаис увидел пятна красно-коричневого окисла меди, черно-коричневые и бело-серые тона разных видов окисляющегося олова и даже желтые и сине-черные сульфиды олова и меди. Хотя в середине и поблескивал металл, поверхность фрагментов покрывал порошкообразный материал, отваливающийся при прикосновении.

Послужной список Стаиса впечатлял. Родом он был с сурового острова Китера, лежащего к северу от Антикитеры. Как и его дядя Спиридон, министр образования, первым узнавший от капитана Контоса об остатках погибшего корабля, Валериос отправился на материковую Грецию полным амбиций молодым человеком. Он изучал медицину, затем археологию и в возрасте всего 30 лет стал директором Национального археологического музея в Афинах, как раз вовремя, чтобы в 1889 г. завершить строительство первого постоянного здания музея. С тех пор новые корпуса наполнились античными статуями, инструментами, предметами вооружения, керамикой и – немаловажно – сказочными находками с Антикитеры, которые за несколько минувших месяцев – невероятных, бурных, прекрасных месяцев – принесли всемирную славу и ему, и его музею. Но сколь бы много ценных артефактов ни прошло через музейные двери, ничего подобного Стаис никогда не видел.

Это был часовой механизм. Античный часовой механизм. Самый большой кусок странного объекта шириной и высотой был размером с книжную страницу. Один угол, возможно, когда-то был прямым, но другие оказались неровными и изъеденными. Шероховатый известняковый налет занимал большую часть передней поверхности, хотя сквозь него можно было рассмотреть черты давно погребенных, но все же выглядящих вполне современно зубчатых колес. Впечатление было совершенно сверхъестественное и потустороннее, все равно что увидеть паровую машину на древней, изрытой кратерами поверхности Луны.

Яснее всего видно было большое колесо с квадратным отверстием в центре, возможно, предназначенным для оси, диаметром почти такое же, как весь кусок. В середине колеса были треугольные вырезы, так что получались четыре спицы неодинаковой ширины, образовывавшие подобие креста. А по краю располагались около 200 крошечных неровных зубчиков, которым рука древнего мастера придала треугольную форму. Они были столь малы, что подсчитать их удалось только с помощью увеличительного стекла. Второе, меньшее зубчатое колесо на той же стороне, похоже, соединялось с первым, и был намек на другие, еще меньшие колесики или круги, хотя рассмотреть их было труднее.

С другой стороны самого большого обломка видно было еще несколько шестерен с еще более мелкими зубчиками – открывшихся там, где предмет разломился, поразительно острых и аккуратных. Два колеса средних размеров располагались одно над другим, верхнее слегка под углом от нижнего, кроме того, видны были несколько много меньших колесиков и квадратный штифт. Тонкая бронзовая пластина, похоже, крепившаяся к нижнему правому углу, сохранила остатки греческой надписи. Миниатюрные аккуратные буквы были так изъедены, что прочесть их было почти невозможно, но они занимали строку за строкой без единого пробела, как если бы сообщение было слишком важным, чтобы тратить место на промежутки между словами.

К одной стороне второго, несколько меньшего фрагмента, также была прикреплена плоская пластина с выгравированной надписью. На обороте ее была вырезана серия концентрических окружностей, походивших на направляющие для вращающейся стрелки. Минеральные отложения полностью скрывали лицевую сторону третьего фрагмента, но на обороте его была часть нечитаемой надписи, а также выпуклое кольцо, пересекавшееся с другим выпуклым искривленным краем. Внутри кольца ясно различалась буква «Т», а нечто, напоминающее движущуюся стрелку, выдавалось из центра. Поверхность четвертого фрагмента была полностью съедена коррозией, но, судя по размеру и форме, он мог быть шестерней.

Зубчатые колеса, точность, с которой они были изготовлены, различные шкалы, стрелки и надписи – вероятно, инструкции – заставили Стаиса предположить, что это механический прибор для точных измерений или вычислений.

Но это было невозможно! Кускам, рассыпавшимся в его руках, было не менее 2000 лет, и ничего подобного среди античных древностей никогда не обнаруживали. Считалось, что у древних греков (и их современников) не было ни сложных научных приборов, ни настоящей науки как таковой. Ученые полагали, что часовой механизм был изобретен в средневековой Европе, когда появились часы, что произошло на 1000 лет позже. Это была поистине уникальная находка, ведь до Антикитерского механизма от Античности до нас не дошло ни единой шестерни, ни одного точного прибора со стрелкой или шкалой.

Античные тексты открывают несколько больше, хотя из них трудно понять, как именно работали описанные приборы и существовали ли они когда-либо на самом деле. К тому же часто приходится полагаться на тексты, написанные через много лет после произошедших событий, или на тексты, которые многократно переписывали, а потому в них могли вкрасться ошибки. Но и там встречается лишь несколько упоминаний о зубчатых передачах. Самый ранний из таких текстов – трактат о механике, датируемый примерно 330 г. до н. э. и приписываемый знаменитому философу Аристотелю. В нем говорится о соприкасающихся кругах, вращающихся в противоположных направлениях. Возможно, автор имеет в виду шестерни, но, поскольку о зубцах или выступах ничего не сказано, судить с уверенностью об этом сложно.