День рождения Лукана - Татьяна Александрова Страница 8

Дальше было уже не про грозу, поэтому Стаций прервал чтение и, не теряя времени, обратился к Полле:

– Я вспомнил тебя, госпожа Полла Аргентария! Не сейчас, уже вчера! Я видел тебя на Нерониях… тридцать лет тому назад.

– Вот как? – Брови Поллы взлетели в удивлении.

Она взяла Стация за руку и быстро заговорила.

– Поэт, у меня к тебе просьба… Ради нее я и упросила мужа зазвать тебя к нам. В прошлом году, в третий день до ноябрьских нон ^[32], моему Лукану исполнилось пятьдесят лет. – Голос ее дрогнул. – Исполнилось бы… Я отмечала эту дату только в своей душе, если не считать скромных приношений домашним богам. Но я внезапно почувствовала, что должна еще что-то для него сделать. Мне захотелось как-то иначе отметить хотя бы следующий день его рождения. Ведь празднуется же день рождения Вергилия и многих мужей, перешедших в вечную жизнь! Но в моих условиях это совершенно невозможно. Даже могила Лукана стала для меня недоступной. Нынешний муж мой – прекрасный человек и очень меня любит, но я попала в ловушку его любви. Он боится за меня и не пускает меня в мое прошлое. Точнее, думает, что не пускает, потому что на самом деле я только в нем и живу. Но… Короче говоря, мне хочется, чтобы лучший поэт нашего века почтил манны ^[33] моего незабвенного мужа, что-то написав в его память. Как бы на день его рождения… Разумеется, я щедро вознагражу тебя… Ты согласен?

Глаза ее светились мольбой. Стацию было немного неловко с ходу признавать себя «лучшим поэтом века», но времени для пререканий по этому вопросу у них не было, тем более что поставленная задача его сразу заинтересовала.

– Да, я согласен, госпожа. Но чтобы что-то сочинить, я должен был бы расспросить тебя кое о чем. Трудно написать что бы то ни было, трогающее сердце, о человеке, которого плохо знаешь. Не стану скрывать, я слышал о покойном поэте много разного, через что мне хотелось бы перешагнуть, но не знаю, смогу ли я это сделать…

– Ты о чем? – с ужасом в глазах и дрожью в голосе воскликнула Полла. – Ты об этой гнусной клевете, что якобы он унижался на допросе, так что оговорил свою мать? Не верь, поэт, не верь! Это не так! Ты не знаешь, как все было! Это все Нерон! Он пустил этот слух! Как ты не понимаешь… ему хотелось, чтобы не только он был матереубийцей! И это он сам панически боялся смерти, потому-то ему и надо было выставить трусом того, кому он завидовал…

Стаций положил руку ей на плечо, ладонью ощущая внутреннюю дрожь, сотрясавшую ее. Что она не забыла первого мужа, он догадывался, но он и предположить не мог, что события двадцатипятилетней давности способны так глубоко волновать сердце. Все-таки обычно столь продолжительное время залечивает любые раны.

– Успокойся, госпожа! – мягко произнес он. – Я не только это имел в виду, и, если ты так убеждена в невиновности поэта, считай, что и я уже убежден. Я просто хотел бы знать, каким он был в жизни. И пожалуйста, не волнуйся! Если Поллий заметит твое смятение, я боюсь, из нашей затеи ничего не выйдет.

– Ты прав… – Полла сцепила руки и, поднеся их ко лбу, с силой провела согнутыми большими пальцами по лицу ото лба до подбородка и дальше по груди, точно пытаясь рассечь саму себя надвое. – Надо что-то придумать… Прошу тебя, задержись у нас хотя бы на несколько дней! Я попробую найти возможность рассказать тебе…

– А написать ты не можешь?

– Для этого надо больше времени и больше сосредоточенности… Но как я рада, что ты согласился!

– Я останусь на столько, на сколько скажешь, госпожа. Надеюсь, у нас будет время поговорить. Но сейчас попробуй в двух словах описать, если получится, какой он был. Видишь, дождь уже ослабевает, нам надо перевести разговор на другую тему, прежде чем Поллий нас найдет.

– В двух словах? – Полла задумалась. – Ну как бы это передать… Он был… наверное, как эта гроза. Я не могу сказать, что с ним можно было жить в уюте и спокойствии, как с Поллием, хотя я сама изо всех сил старалась создать для него спокойствие и уют. Но с ним была жизнь – та же острая грозовая свежесть. Он был… избранник богов. Он предвидел будущее… свое, и не только. Читай «Фарсалию» внимательно и думай не только о Помпеях и Катонах. В ней и вся наша судьба… Ох, не могу, я все не то говорю и сейчас заплачу…

– Не надо, довольно, – Стаций вновь коснулся ее плеча. – Ты уже много сказала.

Дождь стал совсем редким.

– Ты расскажи лучше о Поллии, – продолжал он. – Я хорошо знал его в юности, но я не могу понять, что с ним произошло.

– Поллий – добрый, замечательный человек, – со вздохом произнесла Полла. – А что до его чудачеств… Когда началось извержение Везувия, он оказался в Помпеях, ездил туда по каким-то делам, ведь он тогда был дуумвиром ^[34] в Путеолах. Еле спасся. Добрался до дому только через полмесяца, в обход горы с той стороны. А дома выяснилось, что в те же дни пропала его жена. Открылось, что у нее был любовник в Геркулануме, она встречалась с ним, пользуясь отсутствием мужа. Не исключено, что она и не погибла, а бежала с ним. Поллию об этом говорили, и он не знал, что хуже: смерть любимой жены или известие, что она была ему неверна. У него на руках оставалась семилетняя дочка. Он долго не мог оправиться от потрясения, и только в учении Эпикура нашел опору и тогда сознательно отошел ото всех городских дел. А потом судьба свела его со мной. Ему понравилось созвучие наших имен, и он решил, что из двух несчастий может составиться счастье. Я не верила в это, но к тому времени уже так устала от жизни и неизбежной борьбы за свое постылое существование, что согласилась на его предложение. Тогда такое решение казалось мне единственным выходом, но теперь я уже не уверена, что это надо было делать. Я, может быть, только потому до сих пор и не умерла, что живу с ним и по его правилам. Но…

– Полла, душенька! Где ты? – послышался издали взволнованный голос Поллия. – Стаций, где ты? Где вы оба?

Скользя по намокшей земле, по склону пробирался незадачливый хозяин. Его поддерживал под руку раб.

– Здесь! – насколько мог громко крикнул Стаций, выходя из своего укрытия.

– Здесь, не волнуйся! – откликнулась и Полла, выходя вслед за ним.

Поллий заметил их и, неловко перепрыгивая через бегущие по склону ручейки, заспешил к ним. Полла устремилась ему навстречу.

– Дорогие, но как же так? – сокрушенно произнес Поллий, заключая наконец в объятия жену и убеждаясь, что одежда ее суха. – Я места себе не находил. Всех слуг изругал, что бросили вас.