Инкубатор Twitter. Подлинная история денег, власти, дружбы и предательства - Ник Билтон Страница 8

Каждый день он проводил там как можно больше времени. Мрачными вечерами экран ноутбука освещал его лицо, словно фонарь – темный подвал. Иногда он сидел и рисовал в блокноте, глядя через окно на велосипедистов и пешеходов. А в какие-то дни тусовался в 150-метровом сквере на овальной лужайке, выглядевшей так, словно она находится перед Букингемским дворцом в Лондоне, а не посреди заводского квартала Сан-Франциско. Посреди парка стояла старая полуразрушенная коричневая детская площадка.

Южный Парк сыграл ключевую роль в конце девяностых: здесь зародилось множество ныне покойных стартапов, моментально сдувшихся после того, как лопнул мыльный пузырь акций технологических компаний. Pets.com и другие стартапы, промотавшие тогда сотни миллионов долларов на дурацкие вечеринки, безумные зарплаты и дорогую рекламу на телевидении, встретили смерть, глядя окнами на Южный Парк.

Но Южный Парк не всегда был центром технологического бума. До того как сюда переехали стартапы, он был средоточием публичных домов, наркодилеров, притонов и вонючих гостиниц. После того как пузырь лопнул, район почти вернулся к положению Пороквилля, но в середине 2005 года интернет совершил мощный прорыв. Такие компании, как PSWorld и VideoEgg, сняли помещения под офисы на северной стороне Парка. На южной стороне в светлый просторный офис переехал журнал Wired – главный судья новых технологий. А рядом с ними, в атмосфере кисло-сладкого аромата спортбаров и ночлежек для бездомных, примостилась небольшая компания, занимавшаяся развитием аудиоподкастов, – Odeo.

Джек всегда был большим приверженцем постоянства, поэтому каждый день, приходя в Caffee Centro, садился на одно и то же место. С хлипкого деревянного стула впритык к окну он мог созерцать проплывающую мимо жизнь как немое кино.

В солнечные дни он сидел в парке. Ноутбук наполовину скрылся в траве, будто хищник. Хищник пытался где-нибудь поймать беспроводной интернет от компании, оставившей открытой свою сеть. Но, как гласит поговорка, «ваша самая холодная зима – это лето в Сан-Франциско», и серым июньским днем 2005 года Джек сидел во вполне уютном помещении под крышей.

В тот день, глядя на обезлюдевший парк, он впал в особенно глубокую меланхолию. Жизнь в Сан-Франциско оказалась совсем не такой, какой виделась ему, когда он перебирался сюда из Сент-Луиса. Тогда, несколько лет назад, после краткого заезда в Нью-Йорк, где он поработал велосипедным курьером, он отчаянно стремился поработать в каком-нибудь настоящем стартапе. До сих пор этого так и не произошло.

Прикидывая, как бы избавиться от бесперспективной работы, он вдруг заметил за окном кого-то как будто знакомого. Нет, не лично. Джек узнал короткую темную стрижку, заостренный нос, квадратный, покрытой редкой щетиной подбородок и, конечно, яркие кеды. В интернете бесконечно рассказывали истории о том, как этот человек продал компанию за несколько миллионов долларов. А он меж тем продолжал ходить туда-сюда, а затем, к удивлению Джека, зашел в кафе и встал у стойки, чтобы сделать заказ.

Эв Уильямс – а это, конечно же, был он – не заметил, что Джек пристально следит за ним, методично изучая каждое движение. Если бы мы умели ощущать визуальное вторжение, он наверняка почувствовал бы некоторое насилие над собой. А Джек воспринял эту встречу как знак свыше и быстро открыл компьютер, зашел в браузер и набрал в поисковой строке: «Эван Уильямс электронный адрес».

У Джека не было обычного, как у всех, резюме. Последний раз он пользовался этой формой, когда нанимался на работу в обувной магазин Camper. Он провел несколько часов за рисованием и вылизыванием красных и черных букв, выбрав для самопрезентации остроконечный элегантный шрифт Futura. Он разделил резюме на три раздела: Джек – Жизнь – Любовь. Без фамилии. Просто Джек. Camper даже не предложил ему места. Но Джек по-прежнему хранил резюме в компьютере и, удалив только упоминания об обуви, послал его Эву, прибавив, что видел его в кафе. Он так и спросил, прямо, без обиняков: почему бы адресату не взять его на работу? После обмена несколькими посланиями по электронной почте Джек получил приглашение на собеседование.

Odeo уже перестал к тому моменту использовать в качестве офиса квартиру Эва и занимал несколько более просторное помещение в нескольких кварталах от сквера на Третьей улице. Даже в просторном помещении сохранялись приметы, выдающие бессистемный характер деятельности Эва и Ноа.

Дешевые шаткие пластиковые столы на металлических ножках (часть мебели Эв приобрел на уличной распродаже, устроенной по случаю закрытия старой церкви). В одном конце комнаты находилось широкое арочное окно, но оно освещало только несколько квадратных метров. Казалось, будто свет боится подходить слишком близко к немытым программистам Odeo. На полу лежал небольшой изорванный коврик в восточном стиле, предназначенный, очевидно, чтобы слегка украсить помещение. Но худшей частью офиса, безусловно, был общий туалет в конце коридора. Несло так, что желающие попасть туда натягивали на голову футболку, чтобы не чувствовать запаха. На лестничной клетке воняло не меньше: она служила ночевкой бездомным.

Джек вышел из старого скрипучего лифта и подошел к офису Odeo. Там стояла мертвая тишина. Несколько неопрятных гиков стучали по клавиатуре. Белые икеевские занавески свисали с потолка, разделяя большой зал на участки. Джека направили в переговорную.

Вошел Эв, подвинул к себе стул и начал задавать обычные вопросы о прошлых местах работы Джека, месте рождения, причинах, почему тот оказался в Сан-Франциско. Вскоре беседа прервалась глухими ударами, доносившимися из коридора. Дверь с размахом открылась, врезавшись в стену, и в комнату ввалился огромный мужчина.

– Эй, парни, что происходит? – спросил он с напором. – Привет, я Ноа, – обратился он к Джеку. – Ноа Гласс.

В руках у него была огромная миска, из нее вываливался салат. Листья латука падали на пол. Ноа устроился на дальнем конце стола, между ним и собеседниками осталось еще несколько стульев.

– Ну что, фигачить умеешь? – обратился Ноа к Джеку, словно Эва в комнате не было.

Джек, слегка смущенный, посмотрел на Эва. Тот сидел с выпученными глазами.

– Да, я писал код для системы распределения заказов по велокурьерам, – ответил Джек.

– Клево, клево, – произнес Ноа, покачивая головой. – Ну, мы тут тоже делаем что-то вроде системы распределения, – продолжил он, заглатывая огромную порцию из миски, так что листья салата вылезали изо рта, словно звериные клыки. – Делаем звуки, подкасты и всё такое, – еще одна пауза, пока мозг составляет следующие слова, – и затем эти подкасты распределяются по юзерам!

Пока Ноа болтал, Эв тихо мучился. Отношения между ними становились всё более и более натянутыми. Было неясно, кто именно принимает решения, и Эв, предпочитавший отшельничество, периодически оказывался в тени Ноа, который всегда стремился быть самым громким человеком в комнате. Разумеется, Джек всего этого пока не знал.

Когда собеседование закончилось, Джека познакомили с Рэблом, и тот задал ему несколько стандартных вопросов о навыках программирования, хотя на самом деле стремился выяснить его политические предпочтения.