Женщины Великого века - Жюльетта Бенцони Страница 8

Юная графиня де Верю не пропускала ни одного бала. При дворе, таком молодом и беззаботном, всегда царила легкая атмосфера галантности, и Жанне довелось выслушать не одно пылкое признание, на которые она отвечала отказом с неизменной любезностью, чтобы никого не обидеть. Какое ей дело до чувств других, если дорогой супруг стремился исполнить ее малейший каприз?

Кроме того, она обрела верную подругу в лице молодой графини Сальской, и ей хотелось лишь одного: чтобы столь приятное существование продлилось как можно дольше. В этом славном обществе ей удавалось на время забыть о свекрови и дядюшке аббате!

К несчастью, если Шарль де Верю был образцовым супругом, то красавец Виктор-Амедей таковым не являлся. С тех пор как он вошел в возраст мужчины, Виктор-Амедей не знал отказов со стороны женщин, и едва минули первые дни его супружества, как он уже не видел ничего предосудительного в том, чтобы вернуться к своим многочисленным любовницам. Он собрал немалую коллекцию покоренных сердец и стремился добавить туда новые экземпляры. Итак, в один прекрасный день он заприметил Жанну де Верю.

Графине в ту пору было восемнадцать лет, и красота ее настолько расцвела, что сразила принца наповал, хотя тот был знаком с Жанной уже пять лет. Но тем вечером (это произошло на балу в Монкальери ^[15]) он взглянул на нее так, словно никогда раньше не видел.

– Можно ли, сударыня, быть таким слепцом, чтобы до сей минуты не разглядеть в вас красивейшую из женщин?

– Можно, монсеньор, – ответила Жанна, – в лесу трудно увидеть дерево!

– Если дерево превосходит все остальные, это непростительно!

Двор затаил дыхание. Не оставалось сомнений, что Виктор-Амедей только что наметил новую пассию. Оставалось узнать, какова будет реакция молоденькой графини де Верю.

К счастью, пять лет, проведенные при дворе, научили Жанну многому: она овладела искусством принимать любовные излияния, ничего не обещая, но, как говорится, не лишая надежды. Однако со временем ухаживания Виктора-Амедея стали более настойчивыми и обременительными. Меж тем герцог, отвергать которого открыто Жанна не осмеливалась, всерьез увлекся игрой, и его желание переросло в любовь, пылкую и требовательную.

– Я люблю мужа и не собираюсь ему изменять, – призналась она своей подруге, графине Сальской. Однако если герцог рассердится, бедному Шарлю придется пожинать плоды этого гнева!

– Самым верным будет найти предлог, чтобы удалиться из Турина, – ответила та. – Важно еще, чтобы семья мужа вас поддержала.

Над этим стоило подумать. Готовая на все ради спасения чести и желая сохранить себя целиком для боготворимого супруга, Жанна однажды вечером, когда все семейство было в сборе, объявила, что принц намеревается взять ее в любовницы, чего она никак не может допустить.

– Я скорее умру, – торжественно провозгласила она, в полном соответствии со стилем той эпохи, – чем нарушу супружеский долг!

Она ожидала услышать негодующие речи по поводу герцога от вдовствующей графини и аббата. Также она не сомневалась, что «дорогой супруг» станет метать гром и молнии и будет умолять ее тем же вечером отправиться на край света. Ничего подобного не случилось.

Вдовствующая графиня взглянула на нее с удивлением, к которому примешивалась неприязнь.

– Я не могла и предположить, что вы до такой степени тщеславны, – заметила она. – Ну и самомнение! Итак, вас домогается принц? Подумать только, ведь его окружают прекраснейшие женщины, которым довольно и малейшего намека…

– Не знаю, сударыня, тщеславна я или нет, – обиженно возразила невестка, – я сказала все как есть: герцог мне сделал недвусмысленное предложение, и я желаю немедленно покинуть Турин!

– Не может быть и речи! От чего бежать? От нескольких улыбок и парочки мадригалов, которые вы имели глупость принять всерьез? Да над вами будет смеяться весь город. Вы никуда не поедете!

Аббат пообещал молиться за нее, что до мужа, то от него невозможно было добиться суждения сколько-нибудь ясного и определенного. Он попросту уклонился и вышел из затруднительного положения, уехав инспектировать приграничные земли, что было не чем иным, как намерением оставить жену выпутываться самостоятельно.

Бегство супруга очень задело Жанну. Это не могло не сказаться и на ее любви к мужу. Поневоле она задалась вопросом, а не рассматривал ли он интрижку жены с принцем в качестве возможного источника высочайших милостей и привилегий? Несчастная Жанна была настолько оскорблена, что решила бороться в одиночку, собственными средствами. Отъезд мужа сделал герцога еще более настойчивым, и Жанна поняла, что он пойдет на все для осуществления своей прихоти.

Тогда она решила притвориться больной и объявила всем, что страдает от мучительных приступов ревматизма. Она пропустила несколько придворных балов и с таким умением и непринужденностью взялась за дело, что вскоре семейство Верю стало склоняться к тому, чтобы отправить Жанну подлечиться «на воды» одного из модных курортов, куда устремлялись толпы ревматиков со всей Европы – в Бурбон-л`Аршамбо. Место было выбрано не случайно. Бурбон находился во Франции, и там Жанна была бы избавлена от преследований принца, однако все было так представлено, что свекровь не усомнилась в том, что эта блестящая мысль родилась под ее кружевным чепцом. Увы, пожилая дама выдвинула условие sine qua non ^[16]: невестка не могла отправиться в путешествие без сопровождающего, которым, разумеется, оказался аббат, тоже якобы мучимый ревматическими болями.

Жанну это расстроило: лекарство оказывалось горше болезни, и «лечение» не сулило ничего приятного. Она подозревала, что ревматизм аббата был столь же фальшив, как и ее собственный, и молодой графине вовсе не хотелось с ним путешествовать. Не понравился ей и довольный блеск в его глазах, который появился, едва была намечена дата отъезда. Вот уже некоторое время он относился к Жанне с подчеркнутой предупредительностью, которую молодая женщина находила подозрительной. И она не ошибалась: старик действительно воспылал к очаровательной жене племянника страстью, которую до сих пор тщательно скрывал, но с которой ему все труднее было справляться.

Не успели они приехать в Бурбон, как плотину старческой любви прорвало, и аббат обрушил на Жанну пылкие признания, но, что самое отвратительное, он ломился в закрытую дверь ее спальни по ночам. Взбешенная приставаниями человека, которому как никому иному следовало ее защищать и оберегать, Жанна обратилась за помощью к своему отцу.

Герцог де Люин, встревоженный, без лишних расспросов бросился дочери на выручку и имел с ней долгий разговор.

– Если вы меня не избавите от него, батюшка, – простонала несчастная, – я буду вынуждена уступить: не проходит и ночи, чтобы он не стучал в мою дверь или не поджидал, спрятавшись в моей спальне. Рано или поздно, благодаря случайности или силой, но он добьется своего. Увезите меня!