Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945 - Вальтер Гёрлиц Страница 8

Большинство командующего состава отличалось непомерным самомнением. Мы с легкостью погоним из страны этих беспородных французов, писал Блюхеру Рюхель. Прусская армия берет с собой на войну ружья и сабли, сожалел он, но, чтобы прогнать французов, было бы достаточно одних дубин. Однако Блюхеру, видевшему неразбериху, царящую в рядах командного состава, было не по себе.

По общему признанию в битвах при Йене и Ауэрштедте пруссаки имели численное превосходство, и было совершенно ясно, что причиной разгрома прусской армии является неправильная стратегия руководства. Прусские войска располагались растянутой линией; бивуаки находились на большом расстоянии друг от друга. По замыслу Наполеона, его армия должна была выйти к Эльбе в тыл пруссакам с целью отрезать им путь к отступлению через реку. Принц Луи, разгадав стратегию Наполеона, начал мощную атаку. Пруссаки наступали по всем правилам устаревшей линейной тактики: подойдя к неприятелю на определенное расстояние, они открывали массированный огонь без прицеливания. Тактика оказалась ошибочной, пруссаки потерпели поражение. Тем не менее даже Наполеон отдал должное принцу, принявшему героическую смерть на поле боя.

Но причина катастрофы заключалась не только в устаревшей тактике ведения боя. В основе полного разгрома прусской армии лежат три составляющие. Первое. Имея определенный шанс на успех, Гогенлоэ, стоявший у Йены лицом к лицу с главными силами противника, по непонятной причине не подготовился как следует к наступлению. Некоторым оправданием Гогенлоэ служит тот факт, что находившийся у него в тылу Брунсвик отдал приказ стоять в обороне. Отсюда плавно вытекает вторая составляющая. Брунсвик слишком долго не мог решить, то ли оставаться на месте, то ли переправляться через Эльбу. В результате оборонительная система Гогенлоэ сыграла роль заслона по отношению к главной армии, находящейся в тылу. Она была слишком обессилена, чтобы воспользоваться предоставленной возможностью и спастись бегством. А третья составляющая поражения связана с Рюхелем, который слишком поздно появился на поле боя. Задержка была связана с тем, против чего так яростно боролся Шарнхорст, – с излишней растянутостью прусских армий.

И вот что интересно. Наполеон считал, что основные прусские силы сосредоточены под началом Гогенлоэ у Йены, а не в окрестностях Ауэрштедта. Таким образом, маршал Даву, направленный Наполеоном к Ауэрштедту, столкнулся с главной прусской армией, но одержал победу, наголову разбив не только армию герцога Брауншвейгского, но часть армии Гогенлоэ, сбежавшей из-под Йены в надежде соединиться с армией герцога Брауншвейгского. Таким образом, два поражения, у Йены и Ауэрштедта, слились в одно. Шарнхорст был ранен, но остался в строю.

Унылый осенний вечер стал свидетелем бегства прусской армии. Среди солдат из Южной Пруссии и новых восточных прусских провинций, еще недавно бывших Польшей, были отмечены случаи мародерства. То тут, то там офицеры, вызывавшие особую ненависть, подвергались актам насилия.

В тот вечер Шарнхорст скакал на особенно непокорном коне. В темноте он отстал от королевского штаба. Судьбе было угодно, чтобы он встретился с Блюхером, который с остатками кавалерии пытался спасти тяжелую артиллерию. Грубый, необразованный, однако наделенный природным умом Блюхер первым оценил высокую подготовку и профессиональные качества начальника штаба. Блюхер отступал через Гарц к Мекленбургу. Армия Блюхера во время отступления отвлекла значительные силы французов, не позволив им решить основную задачу по оккупации восточных прусских территорий, но что, пожалуй, самое главное, во время этого перехода Шарнхорст превратился в незаменимого советника Блюхера. Это был первый пример плодотворного сотрудничества, который вновь и вновь повторялся в истории прусской и германской армий, – сотрудничество между одаренным от природы командующим и получившим специальное образование начальником штаба. Финальную стадию развития этого процесса представляют Гинденбург и Люден – дорф, Макензен и Сект. В конце концов, в связи с нехваткой боеприпасов и продовольствия, Блюхер и Шарнхорст были вынуждены сдаться. Это произошло в Ракау, недалеко от Любека. Они были практически единственными, кто в горький час поражения сумел сохранить честь прусской армии.

В остальном же история была в равной степени и жалкой, и позорной. В Магдебурге капитулировал генерал Клейст с двадцатичетырехтысячной армией, а бывший реформатор, генерал Лекок, сдался в Гамлине. Укрепленные крепости Кюстрин и Штеттин [6]сдались без боя.

Князь Гогенлоэ с остатками армии в двенадцать тысяч человек сложил оружие в Пренцлау. На этот шаг его толкнул фон Массенбах, к тому моменту окончательно потерявший голову.

Когда известие о разгроме прусской армии дошло до Берлина, министр фон дер Шуленбург не нашел ничего лучшего, как официально объявить, что его величество потерпел поражение и первейший долг граждан сохранять спокойствие. Дитрих фон Бюлов, узнав о двойном разгроме, позволил себе следующее высказывание. Это, заявил он, естественное следствие некомпетентности и закрытости генералитета. Он был не так уж не прав, но в те времена в Пруссии было слишком опасно оказаться правым в оценке подобных проблем. За критику не прусской монархии, а короля, который, как утверждал Бюлов, в битве при Аустерлице не сделал всего, что требовалось, Бюлов пришел к неизбежному концу. Его заключили в тюрьму, а вскоре по требованию монарха подвергли экстрадиции. Он умер по пути в Сибирь вследствие жестокого обращения со стороны казаков.

VI

Старый порядок продемонстрировал полнейшую несостоятельность. Выяснилось, что он не способен ни принимать решения, ни осуществлять руководство. Теперь он растерял остатки уважения со стороны рядовых граждан. Создалось положение, при котором рядовой пруссак зачастую получал удовольствие от ниспровержения властных структур. В Силезии дворянство больше опасалось негодования своих угнетенных крестьян, чем французского вторжения.

Наступил мрачный час прусской истории. Двор сбежал в Восточную Пруссию. Французские армии наводнили прусские доминионы. Штейн на основе английской модели составил план формирования достойного, отвечающего за свои действия правительства. По всей видимости, многие считали, что наступил момент согласовать абсолютную монархию Гогенцоллернов, которая поднялась как воинствующая сила, вскормленная на бесплодной почве восточных равнин, с армией и германским духом. Но даже теперь нерешительная монархия не могла набраться решимости и развязать Штейну руки для улаживания внутренних дел. Поскольку Штейн продолжал настаивать на своих требованиях, его предпочли уволить.

Внешние дела выглядели не менее безнадежно. Поддержки, обещанной монархом, оказалось недостаточно. Польские области были охвачены восстанием, и, несмотря на зиму, во время которой обычно прекращались боевые действия, французские армии готовились к наступлению на Кенигсберг.

В военной сфере царил полнейший хаос. Поскольку никто до конца не понимал функций генерал-квартирмейстерского штаба, он, фактически, оказался не у дел. Гесау был временно отстранен от командования. Массенбах находился во французском плену. Пфуль поступил на службу к русским. Начальник штаба, генерал фон Лоуренс, бессмысленно сидел в Кенингсберге. Генерал-адъютант фон Кокритц, старый и недалекий (если не сказать – туповатый), был единственным человеком, чьи советы король согласился выслушивать.