Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью - Василий Седугин Страница 8

Все произошло так быстро, что девушка не успела даже испугаться. Она только отступила назад, удивленно наблюдая за схваткой. А когда опомнилась, Андрея уже не было. Парни поднимались с земли, ошеломленные и растерянные. Длинный, которого звали Иваном, спросил ее:

– А кто он такой?

– Богомазы сказывали: княжич из Суздаля.

– Ух ты! – испугались парни. – Теперь влетит нам!

– А лихо дерется! – смятенно, но с некоторой долей восторга проговорил второй парень.

– Да, такой десятерых стоит, – подтвердил Иван.

Андрей в это время направлялся к терему, думая на ходу: «С кем задумали тягаться мужики-лапотники! С самим князем! Да меня с малолетства приучали сражаться. Бился я и вооруженным, и безоружным, и не только против одного, но и троих-пятерых противников. И сколько раз хвалили дядьки-воспитатели за силу! Никто из сверстников не может так натянуть лук со стрелой, как я! А тут и драться-то не умеют, размахивают руками, как крыльями мельница!»

Наутро, выходя из терема, он даже не вспомнил про вчерашний случай. Но у крыльца его ждали те трое драчунов. Стояли, понурив головы.

– Прости нас, княжич, – выступив вперед, проговорил Иван. – Не знали мы, кто ты такой.

– А раз не знали, так можно бить? – спросил Андрей, внимательно присматриваясь к кающейся тройке.

– Дак все так делают – бьют залетных ухажеров…

– Это верно, – охотно согласился Андрей и протянул руку: – Ну что, мир?

– Мир, мир, мир, – загалдели те, облегченно вздохнув и несмело улыбаясь.

С Софьей он стал встречаться. Обычно Андрей находил ее среди иконописцев, где она уже пыталась браться за кисть и делать первые робкие мазки. Не принято было, чтобы девушка занималась рисованием ликов святых: за ней, бросив свои занятия, следили все работники мастерской, кто с настороженностью, кто с интересом, а кто и с опаской: не принесла бы женщина беды в их обитель!

Но рисовала она недолго, непривычное занятие быстро утомляло ее. Вымыв аккуратно руки, она подсаживалась к Андрею и начинала рассказывать про иконы. Раньше по содержанию различал он несколько икон: иконы Богоматери, Ветхого и Нового Завета, с изображением Иисуса Христа и святых русского народного календаря и, наконец, Страшного суда. А тут Софья только про иконы Богоматери рассказывала ему полдня. Она показала ему «Оранту», что означало «Взывающая», где Богоматерь была изображена в полный рост, с поднятыми в молитвенном жесте руками. Потом поведала о «Знамении», по рисунку близкого «Оранте», но изображение Марии было поясное, с медальоном Христа Эммануила (Христа в отроческом возрасте) на груди; икона олицетворяла пророчество о рождении Христа. Представила она Андрею «Великую Панагию», круглую икону, носимую на груди епископами как знак архиерейского достоинства, на ней Богоматерь была нарисована в рост с молитвенно поднятыми руками, как в «Оранте». Много говорила она об иконе «Одигитрия», что по-гречески означало «путеводительница». На этой иконе Богоматерь виделась зрителю сидящей на престоле, а по месту создания получили названия Смоленской, Киевской, Иерусалимской и других. Ряд икон относился к ранним периодам жизни Богоматери. На иконе «Умиление» Мария держала на руках своего сына, нежно припавшего к ее щеке. Этот образ Богоматери, тихо говорила София, всегда был воплощением тепла, нежности, доброты – всего того, что на Руси называли «милостью» и «благодатью»…

Она рассказала ему об иконах «Рождества Богоматери», «Благовещение», «Покров Богоматери», «О тебе радуется», «Похвала Богоматери», «Троеручица», «Державная», «Семистрельная», «Страстная», «Неопалимая Купина»… Все эти иконы и много других были привезены во Владимир из разных мест – с них богомазы должны будут создать внутреннее убранство церкви. Софья пробудила в Андрее интерес к церковной живописи, который он пронес через всю свою жизнь.

Потом они гуляли по улочкам Владимира, выходили на кручу, с которой видны были лесные дали и извивавшаяся среди лугов река Клязьма. Андрей все больше и больше привыкал к этой красивой и умной девушке. Отец ее был купцом, в свое время отдал дочь учиться к монахам, она знала летописи, жития святых, переводные греческие книги, и Андрею было о чем с ней говорить. Характер у нее был спокойный, выдержанный, не то что у взбалмошной Улиты, про которую он постепенно стал забывать.

Наступила зима, приближались Святки. На этот праздник Андрей решил уехать в Суздаль, там намного было интересней, чем в захудалом и малолюдном Владимире.

– Поедем со мной, – пригласил он Софью. – Посмотрим на ряженых, покатаемся на тройке, у нас отец любит запрягать ее по праздникам!

Она неожиданно для него охотно согласилась.

– У меня дядя живет в Суздале, у него и остановлюсь. Только переговорю с родителями, не думаю, что они станут возражать.

Родители ее отпустили, и вот на санях они отправились в Суздаль. В день Святок на площади возле собора Рождества Богородицы, воздвигнутого Владимиром Мономахом, собралась большая толпа, очень многие были в масках: одни рядились под козла и барана, другие надевали бычьи рога, некоторые из молодежи преображались в стариков и старух. Звенели гусли, играли рожки и свирели, били барабаны, над толпой плыл праздничный шум и гул, люди были веселы и беззаботны. Благо погода была как на заказ – яркое солнце и высокое голубое небо!

Люди ждали представления. Андрей и Софья, взявшись за руки, пробились вперед, стали смотреть. Вот в круг вошел молодец, наряженный под кузнеца, с большим деревянным молотом, лицо его было измазано сажей. Парни поставили посредине круга скамейку, накрытую цветным покрывалом. Кузнец начал обходить присутствующих и спрашивать:

– Кто хочет перековаться со старого на молодого?

От него шарахались, смеялись, девушки прятались за спинами своих подруг, отвечали:

– Мы и так молоденькие!

Наконец, из толпы он вывел одного из парней, ряженного под старика, который для вида посопротивлялся, но потом уступил силе кузнеца и подошел к скамейке.

– Ну-ка ты, старый черт, полезай под наковальню, я тебя перекую! – повелел ему кузнец.

Тот исполнил приказание.

Кузнец замахнулся деревянным молотом и три раза ударил по скамейке. Потом произнес:

– Был старичок, выдь молодой!

И под восторженные крики толпы из-под скамейки вылез улыбающийся парень.

Затем то же самое случилось еще с троими «стариками».

После этого кузнец подошел к Софье и спросил:

– Тебе, красавица, что сковать? Тебе, умница, что сковать?

Софья зарделась от смущения и склонилась пылающим лицом к плечу Андрея. А кузнец между тем вынул из пришитого к поясу мешочка медовый пряник и подарил ей.

– А теперь поцелуй меня, милая девушка! – сказал кузнец.

Софья чмокнула его в щеку, а затейник тем временем успел-таки мазануть ее лицо сажей. Все вокруг засмеялись и захлопали в ладошки.