Азенкур - Бернард Корнуэлл Страница 8

— Ты покойник, Хук, а покойникам закон не писан. Ты все равно что труп. Я ведь приказал тебе остаться в таверне и ждать суда, а у лорда Слейтона на суде не будет выбора, кроме как вздернуть тебя на ближайшем дубе. Поэтому ступай и делай что говорят.

Прежде чем Хук успел ответить, от ближайшего угла раздался внезапный окрик:

— Шапки долой! Шапки долой!

Тут же послышался топот копыт, из проулка вынеслись всадники. Горячие кони рассыпались веером по площади и, резко осаженные, вздыбились и встали. Из ноздрей валил пар, копыта месили грязь. Мужчины и женщины, застигнутые на площади, стягивали с головы шапки и падали на колени.

— На колени, парень, — велел Хуку сэр Эдвард.

Среди всадников выделялся один — молодой, чуть старше Хука, с узким длинноносым лицом, излучающим спокойную уверенность. Темные глаза, тонкие суровые губы, тщательно выбритые — чуть ли не содранные лезвием — щеки. Вороной конь богато убран блестящей черной кожей и серебром. На всаднике черные штаны и сапоги, черная бархатная шляпа с щегольским черным пером и подбитый овечьей шерстью темно-пурпурный плащ поверх черного камзола, на боку меч в черных ножнах. Всадник обвел холодным взглядом площадь и пустил коня к ближайшей виселице рядом с «Быком», где на колокольных канатах болтались тела женщины и четверых мужчин. Порыв ветра бросил в жеребца клуб искристого дыма, конь заржал и прянул в сторону, молодой человек успокаивающе похлопал его по шее рукой в черной перчатке, на которой Хук разглядел богатые перстни с каменьями.

— Предлагали ли им покаяться? — требовательно спросил всадник.

— Многократно, мой государь, — елейно молвил сэр Мартин, который при появлении кавалькады выскочил из харчевни и теперь кротко преклонил колено перед властным всадником. Священник осенил себя крестным знамением; его тощая физиономия казалась чуть ли не ангельской, изображающей истинное радение за Христа. Как и всегда, когда сэру Мартину случалось выказывать себя святошей, дьявольский огонь в его глазах вдруг сменился выражением боли, чуткости и безмерного сострадания.

— Значит, их смерть угодна Богу и мне, — твердо произнес всадник. — Я освобожу Англию от ереси!

Взгляд его карих глаз, умных и проницательных, на миг задержался на Хуке — тот сразу же уставился в грязь под ногами; затем черный всадник отъехал ко второму костру, только что зажженному. Прежде чем опустить глаза, Хук успел заметить на узком лице шрам — боевой шрам от стрелы, угодившей между носом и глазом. Такой выстрел должен был стать смертельным, однако Господь для чего-то оставил этого человека в живых.

— Знаешь, кто это, Хук? — шепнул сэр Эдвард.

Знать было неоткуда, но догадаться ничего не стоило: перед Хуком впервые в жизни предстал граф Честерский, герцог Аквитанский и правитель Ирландии — Генрих, милостью Божьей король Англии.

А по мнению тех, кто притязал на знание путаных тенёт монаршего родословия, — еще и король Франции.

Языки огня коснулись второго предводителя еретиков, тот закричал. Король Англии, пятый по имени Генрих, спокойно наблюдал, как душа лолларда отправляется к чертям.

— Ступай, Хук, — тихо велел сэр Эдвард.

— Почему?..

— Потому что лорд Слейтон не хочет твоей смерти. Ты, вероятно, слышал Божий глас, а нам как никогда нужна Его милость. Особенно сегодня. Так что не медли.

И Николас Хук, лучник и законопреступник, двинулся в путь.

Часть первая
Святой Криспин и святой Криспиниан

Глава первая

Река Эна медленно вилась по широкой равнине, окруженной невысокими лесистыми холмами. Стояла весна, всюду буйствовала яркая молодая зелень. Длинные гибкие водоросли колыхались в воде там, где река сворачивала к Суассону.

Город состоял из стен, собора и замка — он служил крепостью для охраны Фландрской дороги, ведущей из Парижа на север. Теперь его заняли враги Франции. Одежду крепостной стражи украшал червленый крест Бургундии, над замком развевался пестрый флаг бургундского герцога — лев в малом щите посреди золотых королевских лилий и бургундских полос.

Лев воевал с французскими лилиями, но Николас Хук в этом не разбирался.

— Не понимаешь — и ладно, тебе-то что, — отмахнулся от него Генри из Кале еще в Лондоне. — Французы дерутся между собой, и одни нам платят за то, чтоб мы били других. Мое дело — набрать лучников и послать на войну. А твое дело — убивать кого там скажут. Стрелять можешь?

— Могу.

— Поглядим.

Стрелять Ник Хук умел, потому-то и стоял теперь на крепостной стене Суассона под флагом со всеми его полосами и лилиями. Он понятия не имел, где лежит Бургундия, он знал только, что ею правит герцог по имени Иоанн Бесстрашный, который приходится кузеном королю Франции.

— Король у французов помешанный, — говорил в Англии Генри из Кале, — шальной, что твой полоумный хорек. Примерещилось ему, будто он из стекла. Сидит теперь и дрожит: а ну как толкнут и разобьют в осколки? Репа у него вместо башки, куда ему воевать против герцога — у того-то голова на месте.

— А за что воюют? — спросил Хук.

— Я-то почем знаю? Мое, что ли, дело? Мне главное — чтоб денежки от банкиров герцог получал вовремя. Держи. — Он бросил на стол харчевни кошель с серебром.

В то лондонское утро на Госпитальном поле за Епископскими воротами Хук выпустил шестнадцать стрел в соломенный мешок, болтающийся на сухом дереве за полторы сотни шагов. Стрелял он быстро, едва успеть досчитать до пяти между стрелами, — и дюжину всадил точно в цель, остальные четыре задели мешок по краям.

— Сгодишься, — проворчал тогда Генри из Кале.

Серебро Хук спустил еще в Лондоне. Вдали от дома, без единого знакомого лица рядом, он чувствовал себя потерянным и не задумываясь тратил монеты на пиво и шлюх, а за остаток купил сапоги, развалившиеся задолго до Суассона. Море он видел впервые и едва верил своим глазам, а когда позже силился его припомнить, то представлял себе озеро, только бескрайнее и бурное, несравнимое с прежде виденными водами.

Хука и дюжину других стрелков встретили в Кале двенадцать латников в накидках с бургундским гербом. Королевские стражники в Лондоне носили одежду с такими же лилиями, и Хук подумал, что здешние латники — англичане. Однако язык их оказался не понятен ни Хуку, ни его товарищам.

До Суассона добирались пешком: денег на коней, о которых каждый лучник мечтал в Англии, ни у кого не было. Путь сопровождали две конные повозки, нагруженные запасными луками и толстыми пучками стрел.

Компания подобралась странная — старики, хромые, большинство пьянчуги.

— Собираю самых подонков, — поведал Хуку Генри из Кале еще в Лондоне. — А ты-то выглядишь молодцом, парень. Что натворил?