Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью - Астрид Холледер Страница 8

Со временем Вим вырос в высокого, симпатичного парня с темными волосами, которые контрастировали с большими красивыми голубыми глазами. Он начал посещать спортзал, накачал мышцы и постепенно превратился в мужчину. Его мир расширился за пределы нашего квартала. Он покинул наш тесный мирок и познакомился с множеством разных людей, которые изменили его представление об отце.

Вим взбунтовался против установленных им порядков. Он отказывался выполнять отцовские команды. Жизнь за пределами семьи становилась для него все более и более привлекательной, по мере того как Вим узнавал, что в ней действительно существуют радости и удовольствия. Он потребовал права на личную жизнь и пошел собственным путем. Частенько он приходил домой поздно.

Я спала на своем обычном месте у окна, когда Вим разбудил меня вопросом, уснул ли отец.

— Асси, ты спишь? — прошептал он мне на ухо.

— Нет, — ответила я, тоже шепотом.

Я не спала всю ночь, дожидаясь, пока утихнет крик и отец уйдет наверх. Но не смогла заснуть и после этого. Герард и Соня уже спали, а я все еще бодрствовала, когда в комнату прокрался Вим.

— Отец уже ушел спать? — прошептал он.

— Да.

— Он опять безумствовал по моему поводу?

— Да, он вопил, что ты опаздываешь, но мама перевела часы, чтобы он тебя не застукал.

— Хорошо.

Это был не первый и не последний случай, когда мама переводила часы. Благодаря ей для Вима все обошлось и сегодня. Он редко появлялся в школе и умудрялся как-то зарабатывать деньги.

— Смотри, Ас, вот на этом я зарабатываю, — сказал он и положил мне в руку комок какой-то буроватой массы.

Я понятия не имела, что это, но если Вим на этом зарабатывает, значит, это что-то хорошее. Я радовалась за него. Наличие денег увеличивало его независимость, и это бесило отца, еще более яростно старавшегося навязывать свои порядки.

Вима по-прежнему поколачивали. Маме приходилось туго с сыном, который игнорировал отцовские порядки и в то же время начинал походить на него своим поведением. Теперь она оказалась меж двух огней и не знала, как ей быть.

С переходом в старшие классы Вим изменился. Он стал недружелюбным и раздраженным и вел себя не менее агрессивно и импульсивно, чем его отец. Повлиять на его поведение мама не могла — ее мнение Вима просто не интересовало.

Он знал, что мама никогда не попросит поддержки у отца. Она никогда не сдаст своего сына этому психу. Она покрывала все его выходки, чтобы защитить от отцовских побоев.

Вим понял, что поставил маму в безвыходное положение, и беззастенчиво пользовался этим. Он делал что хотел и постоянно просил денег, которых ему все время не хватало. Если мама отказывала, он бесился и мог в ярости пробить кулаком дыру в двери или стене. Как и его отец, он отличался патологической ревностью и поколачивал всех своих подружек. На мамины упреки в этой связи он отвечал еще большей агрессией, и она сочла за благо молчать. Теперь я очень боялась его и старалась избегать так же, как избегала отца.

Еще в средних классах школы Вим стал приводить к нам домой Кора. Они учились вместе и днем, когда отца не было, забегали перекусить копчеными сосисками. Я всегда радовалась приходу Кора — он любил пошутить и был от природы жизнерадостным. С его появлением атмосфера в доме немного разряжалась.

По своему складу Кор разительно отличался от Вима. Он относился к жизни легко и всегда находил выход из положения. Большие проблемы оказывались у него мелочами, и он умел наслаждаться жизнью. Вим подражал ему, и это делало его лучше. Когда Вим был один, я старалась избегать его, но вместе с Кором с ним было нормально.

Кор подшучивал над нашими физическими недостатками и дал всем прозвища. Вима с его большим носом он называл «Носярой». Мой отец стал «Лысым», поскольку волос на его голове практически не осталось. Затем, из-за странностей отцовского поведения, это прозвище превратилось в «Лысого Психа». Кор довольно нахально называл маму по имени — Стентье. Соня получила кличку «Боксер», поскольку она занималась кикбоксингом и давала отпор, когда он пытался приставать к ней. Герард стал «Щербатым» из-за следов, которые оставила на его носу ветрянка. Я же как школьная отличница вполне предсказуемо стала «Профессором».

Отец терпеть не мог Кора, который его совершенно не боялся и со смехом воспринимал все крики и ругань. Лысый не мог на него влиять и все меньше и меньше влиял на Вима. Такой угрозы своей диктатуре он потерпеть не мог и выгнал Вима из дома.

После ухода Вима мы виделись, только когда они с Кором заходили пообедать к маме. Я считала, что ему повезло — он спасся от отца. Того же хотела и я и продолжала ежедневно молить Господа о ниспослании отцу смерти. Тщетно. Приходилось ждать, пока я не повзрослею достаточно, чтобы уйти из дому.

* * *

Я почти закончила среднюю школу и готовилась переходить в старшие классы. Я быстро схватывала новые знания и читала запоем. В нашей семье это выглядело необычно. В школе меня прозвали «Башкой», над чем довольно зло шутили дома. Братья и сестра считали меня «чудной», которая вечно старается «умничать». На каждое мое тщательно сформулированное замечание следовало общее: «Опять она за свое!» и приговор — зануда.

Чтобы я не очень переживала по поводу своей «странности», мама говорила, что я «такая умная, потому что сразу после рождения меня принял на руки студент университета», и его способности к учению перешли на меня. Не надо обращать внимания на все эти подначки, это бессмысленно.

У моих братьев и сестры было другой объяснение. Они считали, что я подкидыш. Я не кровная дочь своих родителей и не их родная сестра. Они говорили, что я ненастоящий член семьи.

Наверное, это должно было меня сильно обижать, но, с моей точки зрения, все выглядело абсолютно логичным. Действительно, это не моя семья. Должно быть, где-то есть совсем другая семья, где все такие же умные и любят читать.

Маленькой девочкой я ждала появления своих настоящих родителей, которые заберут меня к себе. Безрезультатно… Мне пришлось иметь дело с этой семьей. А в таких семьях девочка растет, чтобы стать домохозяйкой, которой образование ни к чему.

Директор нашей школы, г-н Жоли, записал меня в гимназию, находившуюся на одном из каналов центра Амстердама. Он сказал маме, что нельзя отправлять меня на курсы домоводства. Мои способности будут попусту растрачены.

Мама была согласна с этим, поскольку и сама думала, что превратить меня в домохозяйку невозможно. Директор заверил ее, что после гимназии мне легче будет устроиться на работу, и мама, плохо представлявшая себе, о чем идет речь, дала свое согласие. Это хранилось в тайне от отца, который считал, что девочкам вообще не нужно образование. Мама не говорила ему ничего до одного прекрасного утра, последовавшего за ночью, когда отец вел себя «ужасно плохо».

Выражение «ужасно плохо» относилось к случаям, когда он избивал маму так жестоко, что скрыть это было невозможно — достаточно лишь увидеть ее лицо, руки, ноги, спину и плечи.