Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг Страница 79

Лозунги первой и третьей пятилеток обрамляли эпоху «культурности» и накладывались на идеалы «золотого времени». Результат том сплава всех пропагандируемых качеств стал инженер, который полностью отдавал себя работе, не беспокоился об условиях своей жизни, но втайне был почитателем высокого искусства и культуры Инженеры демонстрируют скрытность и сдержанность, когда речь заходит об их личной жизни, сортируют свои воспоминания по принципу «героическое-обыденное», «общественное-личное», «коллективное-индивидуальное» и вместе с тем мимоходом упоминают, что вовсе не были против культуры и комфорта. Некоторые из мужчин также недвусмысленно дают понять, что от своих жен они требовали беспрекословного подчинения. А.П. Федосеев и К.Д. Лаврененко — единственные инженеры, которые, вопреки обычаю, позволяют себе хоть иногда пожаловаться на условия своей жизни. Федосеев женился в 1936 г., и сначала супруги жили с родителями жены, всемером в трех комнатах. На завод Федосееву приходилось ехать трамваем через весь город. Его зарплаты едва хватало на жизнь, жене, Нине Федоровне Грудининой, работавшей техником в химическом институте, тоже платили «мизер». Из-за бедности и тесноты у нее то и дело происходили стычки с матерью, и в конце концов молодая семья переехала в коммуналку к родителям Федосеева, разделив перегородкой их комнату. Хотя вся их обстановка состояла из кровати, шкафа, стола и двух табуреток, в восьмиметровой каморке, где они ютились втроем с новорожденной дочкой, было не повернуться. После возвращения из США летом 1940 г. Федосеевы сначала поселились в усадьбе под Ленинградом, а зимой им дали 18-метровую комнату в двухкомнатной квартире нового шестиэтажного дома на Малой Охте, в пригороде Ленинграда. За стенкой жила семья из четырех человек, которая везде разводила грязь, глава семейства пил и постоянно устраивал «скандалы». Тем не менее, по словам Федосеева, они жили лучше прежнего и лучше, чем 60% населения страны. Получить более приличную квартиру он имел бы шанс, только если бы принадлежал к «партийной и профсоюзной аристократии».

Для Лаврененко и его молодых коллег в Березниках «культурность» воплощали представления с участием 30 актрис из заключенных, которые оказывали «неодолимое притягательное влияние на техническую молодежь». Он влюбился в молодую учительницу, сосланную в Пермскую область из-за дворянского происхождения. Но, когда Лаврененко в 1935 г. призвали в армию, ее выслали дальше на север, где она заболела и умерла: «Так и кончилась моя настоящая любовь! Если бы не ежедневная большая армейская нагрузка, не знаю, что бы со мной было…» В 1938 г. Лаврененко женился на технике Серафиме Егоровне, которая напоминала ему умершую возлюбленную и ради мужа и родившегося у них в том же году сына, «как настоящая русская женщина», бросила работу. С 1940 г. они проживали вместе с директором Кураховской ГЭС в бывшем помещичьем имении, в летние дни домочадцы Лаврененко купались в озере, и сам он по вечерам присоединялся к купающимся. А.А. Гайлит, как и Лаврененко, начинал в очень скромных условиях, пока в конце 1930-х гг. не стал счастливым обладателем привилегированного жилья. В 1928 г. они с женой жили в Волхове в доме приезжих, где зимой стоял такой холод, что стены покрывались инеем. Гайлит отправил жену рожать в Ленинград и был вдвойне рад своему решению, когда вскоре после этого деревянный дом сгорел Затем семья переезжала с места на место, потому что никак не могла найти подходящее помещение. Тем временем Гайлит неоднократно награждался премиями в размере нескольких месячных окладов за успешный пуск алюминиевых заводов. Звание «лучшего работника» принесло ему назначение осенью 1939 г. главным инженером Главного управления алюминиевой промышленности (Главалюминий) и квартиру в новостройке. Прожив десять месяцев в Москве в гостинице, он получил одну из пяти квартир, которые были выделены для его наркомата в новых домах для специалистов.

Такой же «путь наверх» описывает и Е.Ф. Чалых. В 1930 г. завод «Электроугли» сумел предоставить ему только койку в общежитие инженеров. Но шаг за шагом Чалых поднимался в гору. В 1933 г. он приехал в Запорожье. Города там еще не было, однако жилищное строительство шло быстрыми темпами, имелись лавки, функционировало медицинское обслуживание. А главное — с продовольственным снабжением дело обстояло лучше, чем в Кудиново. На рынке продавались овощи, фрукты, мясо, птица, даже живая рыба, которую ловили с плотины в Днепре. Завод с успехом организовал собственный колхоз, снабжавший работников молоком и сметаной. Наконец, работала отличная столовая в просторном светлом здании, с большим выбором блюд и низкими ценами. Когда Чалых перевели в Челябинск, ни ему, ни жене не хотелось переезжать: «Жаль было покидать Запорожье. Как говорила жена: "Запорожье — райский уголок, а нас черт несет в холодную голодную страну"». Однако Челябинск отнюдь не оказался для семьи Чалых шагом вниз — наоборот, тут у них началась жизнь как в сказке: они поселились в комфортабельном доме, с комнатами для домработницы и горячей водой. Хотя, как с сожалением замечает Чалых, на свою зарплату он не мог нанять домработницу, зато у него был личный кучер, возивший его летом в коляске, а зимой на санях. Коллеги шутили: «У нашего Чалыха личный транспорт отличается от фордовского Линкольна тем, что у Линкольна эмблема (собака) впереди, а у Чалыха — лошадь». Семья Чалых шесть лет прожила в Челябинске по-царски, посвящая досуг самым разнообразным занятиям и развлечениям, жена Чалых активно участвовала в движении общественниц. Они ходили в кино и театр, стали завсегдатаями клуба «Металлург», где общественницы обеспечивали культурную программу — устраивали выступления известных музыкантов и артистов, лекции о Пушкине и Толстом, а также вечера, на которых музицировали сами инженеры. К тому же у них сложился тесный дружеский круг из шести-семи семей, они вместе ходили в походы, вместе собирались по праздникам. На один импровизированный концерт даже пригласили секретаря обкома и всю городскую партийную верхушку: Чалых с коллегой дуэтом играли на скрипках, жена Чалых пела арии из «Фауста» и «Риголетто», механик А.Л. Гитгарх ей аккомпанировал, а начальник литейной организовал джаз-банд. В 1940 г. семья переехала в Москву. В столице они поначалу мыкались без крова, однако после девяти месяцев ожидания получили очень хорошее, по московским меркам, жилье — две комнаты в коммунальной квартире, общей площадью 47 кв. м. Чалых прожил там 26 лет.

^{Рис. 16. Н.З. Поздняк с женой Анной Исааковной, сер. 1930-х гг. Снимок из личного архива}

Н.З. Поздняк, подобно Лаврененко, Гайлиту и Чалых, ожидал от жены, Анны Исааковны Липской, что та будет жить его делами и целями, а сама ограничится домашним очагом. Он познакомился с ней в редакции заводской газеты на оружейном заводе, где в 1933 г. проходил практику. Его мечты о личном счастье сводились к тому, чтобы уехать инженером на завод куда-нибудь в глубинку и там наслаждаться жизнью со своей женой. Анна действительно последовала за ним на ртутный завод, печатала ему дипломную работу, подарила дочь и отказалась от собственной карьеры, хотя была уважаемым бригадиром и готовилась поступать в институт. Супруги сначала занимали комнату в студенческом общежитии, но в 1936 г. им дали квартиру, когда Поздняк получил должность заместителя начальника свинцоволитейного цеха на заводе «Манометр».