Освободители - Роберт Харви Страница 79

«Мы испытываем огромную радость, глядя на миллионы людей, вновь обретших свои права после долгих лет настойчивой борьбы. Я стою на серебряной горе Потоси, чьи несметные богатства на протяжении трех столетий пополняли казну Испании. Но все эти богатства ничто по сравнению с честью поднять здесь, на вершине горы, победоносное знамя нашей свободы, принесенное с горящих берегов Ориноко. Вся планета восхищается и завидует нам».

Примечательно, что именно в этот момент Боливар подчеркнул, что он освободитель и революционер, а только потом диктатор всего континента, но уж совсем не император. Стоит ли сомневаться, что в то время он считал себя единственным гарантом свободы на Южноамериканском континенте. «Мне было уготовано судьбой снять с них цепи, и от этого выиграл почти весь мир», — писал Боливар. Освободитель лелеял идею о провозглашении его «Инкой» по примеру несчастного Тупака Амару, тогда он начнет войну с привилегиями по всему континенту.

Боливару часто ставят в вину, что он не совершил настоящий социальный и экономический переворот. На самом деле это как раз делает ему честь. Старая элита была все еще сильна. Цена социального переворота оказалась бы настолько высокой, что могла привести к краху. Боливару удалось уберечь свой народ от этого.

Он спустился вниз с горы Потоси и объявил, что повсюду будут торжествовать идеалы свободы и законы конституционного правления. Боливар с давних пор стремился преодолеть в себе природные недостатки, но порой худшие черты его натуры брали верх. Борьба за свободу, тяготы жизни воспитали в нем выдержку и рассудительность. Потоси стал определяющим моментом в его работе над собой.

Боливару исполнилось всего сорок два года. Он мечтал добиться еще большей славы и большей политической свободы. Новые задачи и новые земли манили его. Перед его мысленным взором лежала огромная территория Аргентины. В Потоси он принял генерала Альвеара, аргентинского лидера, искавшего у Боливара поддержки для борьбы с Бразилией. Альвеар сказал ему, что война между Бразилией и Аргентиной неизбежна. Мало того — бразильские войска уже движутся к провинции Боливия. Загнанный в угол, Боливар был вынужден объявить войну. Он вновь обратился к Сантандеру, буквально умоляя его отдать приказ о выступлении войск на помощь аргентинцам. Однако по законам Колумбии ее войска не могли быть использованы для этой цели. Тогда Боливар заявил, что пойдет во главе перуанских войск. Педантичный Сантандер ответил Боливару, что как президент Колумбии он должен испросить разрешения на использование армии у конгресса.

Боливар сделал вид, что не заметил заявления Сантандера. В хорошем настроении он готовился выступить на Ла-Плату, аргентинский город на южном берегу эстуария Плата. «Он больше не походил на воина. Боливар был сама любезность. Даже в его манере одеваться произошли перемены. Он сменил военные ботинки на красивые туфли и сбрил усы» — так описал его один из современников. Боливар вновь шел навстречу неизвестности.

Перед отъездом он написал Мануэлите и предложил ей следовать за ним. Ее ответ был противоречивым: «Я сейчас прекрасно себя чувствую, хотя и больна. Долгая разлука убивает любовь. Разлука способна подогреть только сильную страсть. Наша любовь погибла в разлуке, но свою страсть к тебе я сохранила. Мое благосостояние также в полном порядке. Так будет до тех пор, пока Мануэла жива. Я покину город 1 декабря. Я еду, потому что ты зовешь меня. Но пожалуйста, не заставляй меня потом возвращаться в Кито. Я предпочту умереть, чем вернуться туда с позором».

Своему мужу, доктору Торну, Мануэлита написала жестокое письмо: