История династии Сфорца - Леси Коллинсон-Морлей Страница 7
История династии Сфорца - Леси Коллинсон-Морлей читать онлайн бесплатно
Напоследок Сфорца дал своему сыну три совета, которые тот повторял очень часто: никогда не посягать на чужую жену; никогда не вызывать на бой подчиненного или товарища, но, если самому случится испытать подобное, сразу же избавляться от предателя; никогда не скакать на своенравном коне. Сам Сфорца не раз оказывался в затруднительном положении, когда пренебрегал этими заповедями. По свидетельству графа Пазолини, слабость Сфорца к противоположному полу поражала даже его собственных людей, и Франческо в этом отношении проявил себя как истинный сын своего отца. В этих советах проявляется та же крестьянская сметка, что и в следующем изречении Сфорца: если у тебя три врага, с одним заключи мир, с другим — перемирие, а затем все свои силы обрати против третьего.
На том же основании сформировалось отношение Сфорца к религии, во многом схожее с позицией древних римлян. Недостойно для воина досаждать Богу глупыми церемониями и лицемерными молитвами. Убийства, грабеж и сожжение городов неизбежны на войне, и командующий зачастую вынужден смотреть сквозь пальцы на ужаснейшие преступления. Хороший командир, сказал бы Сфорца, должен стараться воевать за правое дело, по возможности избегая насилия, грабежей и разбоя, и прилагать все усилия, чтобы сберечь своих людей. Он ежедневно слушал мессу, и если ему приходилось один день пропустить, то на следующий день он прослушивал две; каждый год он с глубоким раскаянием исповедовался и принимал причастие с величайшим смирением. Не опасаясь заразы, он ухаживал за своими заболевшими родственниками. Его отношение к врагам и обидчикам могло быть очень разным и в большей степени зависело от его интересов на данный момент. Сфорца всегда был точен в расплатах с кредиторами, поэтому, если он оказывался в затруднительном положении, он никогда не испытывал недостатка в денежных средствах.
Какова бы ни была его позиция в других вопросах, в военном лагере Сфорца был сторонником жесткой дисциплины. В отношении шпионов и предателей не могло быть никакой жалости, а за кражу фуража наказывали, привязывая вора к хвосту лошади. В повседневной жизни он был безразличен к одежде, испытывая глубокое презрение к любым проявлениям фатовства, но готов был разразиться самой грубой бранью за малейшее пятно или ржавчину на кольчуге. Однажды он перед лицом неприятеля выбранил солдата, явившегося после отдыха на зимних квартирах в ржавых доспехах, и заставил того сражаться с поднятым забралом, чтобы все смогли узнать его. Если кто-нибудь в лагере щеголял в головном уборе, украшенном перьями, то его освистывали. Но в дни парадов, когда, согласно условиям большинства контрактов, отряд кондотьеров в полном составе осматривался нанимателем или его агентами, Сфорца не имел себе равных. Люди и кони блистали золотом, серебром и шелком. Достаточно вспомнить величественную фигуру кондотьера на фреске работы Симоне Мартини во Дворце Республики в Сиене. В обычные дни Сфорца носил красный колпак пирамидальной формы, один из тех, что представляются нам такими нелепыми на изображениях военачальников того времени. Подобно другим воинам, ему приходилось коротко стричь волосы и брить бороду, чтобы удобней было носить шлем. Его предпочтения в еде, как можно догадаться, были самыми невзыскательными, но он любил посидеть в веселой компании за изобильным столом.
Сфорца мог храбро переносить великие несчастья, точно так же, как он переносил холод и другие тяготы. Только лишь жара досаждала ему. Он страдал от изнуряющей жажды, поэтому во время летних кампаний всегда держал неподалеку лошадь, навьюченную изрядным количеством воды и вина. Кроме того, он не мог переносить насмешек. Здесь, видимо, сказалось его крестьянское происхождение, над которым насмехались его враги. При случае, однако, он тоже за словом в карман не лез, о чем свидетельствует его весьма непристойный ответ Серджиани Караччьоло. Он знал, как использовать насмешку в качестве действенного наказания. Когда некий молодой офицер благородного происхождения, пренебрегая его приказами, оставил при себе девицу, переодев ее в мужское платье, Сфорца заставил его самого проехать по лагерю в женской одежде.
В 1417 году Великая Схизма закончилась. У Папы Мартина V, чья резиденция располагалась в Колонне, более не было соперников. Тремя годами позднее, в феврале 1420 года, он посетил Флоренцию, куда пригласил для встречи двух ведущих кондотьеров. Браччо в тот момент был на вершине успеха, и именно об этом его визите поется в старой, но до сих пор исполняемой песенке:
Такое сопоставление, очевидно, вряд ли пришлось бы по вкусу первому понтифику новой эпохи, но оно явно свидетельствует о степени падения папства. Браччо прибыл во Флоренцию с эскортом из четырех сотен лучших воинов, восседающих на своих огромных конях и облаченных в великолепные доспехи. Сам он, облаченный в яркую пурпурную мантию, расшитую серебром и золотом, скакал в окружении своих военачальников, судей и послов. В таком виде он продвигался сквозь бурлящую, шумную толпу, среди восторженных выкриков «Браччо! Браччо!», к Палаццо дель Комуне, где Папа готовился торжественно его принять. Правитель Перуджи был назначен папским викарием всех городов и замков, которые он захватил на территории Папской области. Таким способом Папы всегда пытались сохранить свое влияние в городах, которые у них постоянно отнимали.
Остаток дней своих Сфорца и Браччо сражались за противоположные стороны в той борьбе, которая разрывала на части королевство Неаполя. Сфорца теперь считался сторонником Людовика Анжуйского, который сделал его своим Великим коннетаблем; он стал врагом королевы, или, скорее, ее нового любовника, Джованни Караччьоло, более известного под именем Серджиани. Поэтому Джованна обратилась за помощью к Браччо и объявила Альфонсо Арагонского своим наследником. Альфонсо, один из самых блестящих итальянских правителей Раннего Возрождения, оказался весьма благородным соперником. Однажды, захватив в плен одного офицера из отряда Сфорца, он попросил показать среди сражающихся своего командующего. Пленник не без труда отыскал его в самой гуще битвы и указал на него. «Это самый храбрый военачальник наших дней, — воскликнул дон Альфонсо, — отправляйся и передай ему это от меня». И он отдал распоряжение, чтобы впредь никто из его подчиненных не стрелял в Сфорца, на что тот ответил, запретив своим отрядам нападать на короля. Такое рыцарское отношение к противнику было почти неизвестно среди итальянских кондотьеров, профессионалов, сражавшихся за деньги и ни за что более.
Приблизительно в это же время Браччо счел необходимым ввести некоторые различия в цветах своих людей и людей Сфорца. Для этого он заимствовал эмблему своей супруги. На ней красные и синие полосы были более узкими, чем те, которыми прежде пользовались два старых товарища. В то же время Сфорца избавился от своего заклятого врага, Тартальи, который, по-видимому, никогда не был искренен по отношению к нему. Перехваченные письма, подаренные доном Альфонсо лошади — возможно, все это были лишь уловки, придуманные для того, чтобы увеличить пропасть между ними. Несколько поступков, свидетельствующих о неповиновении Тартальи, если не о чем-то худшем, дали серьезные основания подозревать его. Нет ничего удивительного в том, что Браччо выказывал всяческое расположение к любому из подчиненных Тартальи, который попадал к нему в плен; ведь и сам Тарталья долгое время сражался под его началом, и он, несомненно, надеялся переманить его от Сфорца. Папа и герцог Анжуйский удостоверились в его виновности. Однажды ночью дом Тартальи в Аверсе окружили, его полуголым вытащили из постели, пытали до тех пор, пока он не сознался, и немедленно казнили на рыночной площади. Люди Тартальи восприняли этот позорный конец своего любимого командира как месть со стороны его личного врага. Они отвергли самые соблазнительные предложения Папы, отказавшись служить под началом кого-либо из других кондотьеров. Они предпочли разойтись, и большинство из них вскоре стали сражаться в стане Аль-фонсо Арагонского.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии