Еда Древнего мира - Олег Ивик Страница 7

Вообще, шумеры и аккадцы, даже самые бедные, должны были время от времени устраивать угощение для своих родственников и соседей. Сохранилась аккадская поэма второй половины второго тысячелетия, в которой речь идет о голодающем бедняке. Несчастный дошел до того, что

От тоски по лепешке его печень горела, От тоски по мясу и доброму пиву лицо подурнело. Каждый день без пищи голодный ложился, Одежду носил, не имевшую смены.

В конце концов бедняк отправился на базар и обменял свою единственную, «бессменную» одежду на козу. Не вполне понятно, как он умудрился вернуться после этого домой, не оскорбляя общественной нравственности, но не это печалило сердце новоявленного обладателя козы:

Ну зарежу козу я в моем загоне,

Но пира не будет - где взять пива?

Услышат соседи мои - обозлятся,

Свояки и родичи рассорятся со мною.

Видимо, не только действительно значимые события, как, например, свадьба, но даже и убой козы уже предполагал приглашенных. Такой обычай и позволял изголодавшимся жителям Месопотамии хоть изредка побаловаться мясом. Впрочем, эта возможность была не у всех.

Сохранились таблички с нормами выдачи продуктов женщинам и детям, жившим и работавшим в специальном «лагере» при царском хозяйстве города Уммы в 2062 году до н.э. Люди эти были захвачены во время военных набегов, и в документах они именуются «военнопленными», но фактически они были рабами, причем рабами в современном, самом жестоком смысле этого слова. Рабство у шумеров носило сравнительно мягкий, патриархальный характер, раб даже имел право обратиться в суд в случае разногласий с хозяином. Что же касается пленных, то они влачили в своих лагерях голодное и бесправное существование. Одна из табличек сообщает, что во втором месяце года рабочие получали только зерновой ячмень - примерно от 8 до 32 литров на человека. В списках имен проставлены нормы выдачи и сделаны пометки - «мальчик», «старуха, «беременная»... Минимальная норма причиталась детям, старухи получали в два раза больше - 16 литров. Интересно, что некоторые взрослые женщины, даже беременные, тоже получали сокращенную порцию, - быть может, их посадили на голодный паек за какие-то провинности. Столь скудный рацион явно не шел на пользу несчастным обитателям лагеря: из 185 числящихся в табличке имен 57 имеют пометку «умер» - и это лишь за один месяц! Впрочем, через какое-то время здесь произошли некоторые улучшения, связанные, возможно, с тем, что теперь «военнопленным» было приказано заняться помолом муки и пивоварением, поэтому им и паек стали выдавать этими продуктами. Увеличилась норма выдачи: дети получали по 16 литров, причем не зерна, а муки, а взрослые (почти все) - по 32, и лишь двум «штрафникам» полагалась половинная доля. Кроме того, в рационе появилось еще и пиво: взрослым наливали по 16 литров в месяц, детям -по 8. Впрочем, в табличке, которая обо всем этом повествует, числится лишь 49 имен - остальные обитатели лагеря к тому времени или были переведены в другое место, или умерли, не успев дожить до обновленного рациона. Но зато в этой, последней, табличке нет ни одной пометки о смерти, что говорит либо о том, что в лагере остались лишь самые жизнестойкие его обитатели, либо об исключительной пользе пива (по крайней мере, в отсутствие других продуктов).

Не только военнопленным приходилось довольствоваться одним лишь ячменем. Документ двадцать первого века до н.э. сообщает о выдаче пайка садовникам, работавшим в царском саду. Они получали ежемесячно от 16 до 60 литров зерна (вероятно, в зависимости от квалификации), никакие другие продукты им не причитались. Конечно, счастливец, которому доставались 60 литров, мог обменять часть заработка на что-нибудь повкуснее. Но самому обездоленному из садовников, который числился как «помощник», менять было нечего, ведь, даже съедая весь свой ячмень, он наверняка оставался голодным.

Сохранились юридически оформленные договоры, сообщающие о содержании, которое взрослые шумеры должны были предоставлять своим престарелым родителям или другим родственникам, - в них фигурирует все тот же ячмень, хотя и сдобренный маслом. Например, между 1820 и 1815 годами до н.э. два жившие в городе Ур брата при разделе родительского имущества заключили следующее соглашение: «...Ежемесячно 3 бан ячменной муки, 1/2 сила растительного масла, в год 6 мин (3 кг) шерсти Умуссум и Илушунацир будут давать своей матери Уммитабат». По-видимому, такую повинность должен был нести каждый из братьев, и это означало, что старушка будет получать около 50 литров муки (что не так уж и мало), но меньше литра масла. Никакие разносолы ей более не причитались.

Такое же меню обещал своему престарелому тестю (или, возможно, деду жены) живший примерно в то же время жрец по имени Наммупада. Он взял на себя обязательство в течение трех лет ежемесячно обеспечивать старику «3 бан ячменной выдачи и 1 сила растительного масла».

Жившая в Уре супружеская пара, решившая усыновить грудного ребенка, выкупила его у матери, скорее всего - проститутки. Супруги заключили с женщиной договор и заплатили ей наличными (весовым серебром), но в тексте было особо оговорено, что средства эти пойдут «на содержание ячменем, мукой, растительным маслом». Не слишком роскошная жизнь в обмен на собственного сына, тем не менее договор гласит, что «сердце Бабуришат, женщины этого ребенка, удовлетворено».

В глиняной табличке, повествующей о буднях шумерского школьника (нечто вроде нашего букваря), говорится: «Когда я проснулся рано утром, я обратился к матери и сказал ей: “Дай мне мой завтрак, мне нужно идти в школу!” Моя мать дала мне две булочки, и я вышел из дома». В школах учились дети из достаточно обеспеченных семей, но их мясом или сыром тоже не баловали.

Большинство жителей Месопотамии хронически недоедали или, во всяком случае, получали набор продуктов, который не обеспечивал их всем необходимым. Даже писцам, которые считались своего рода элитой, не всегда доводилось наедаться досыта. Существовала шумерская поговорка: «Младший писец озабочен, как бы найти пропитание брюху; “писцовством” своим он пренебрегает».

Даже на свадьбах богатых шумеров стол был, по нашим современным понятиям, очень скудным. Глиняные таблички сохранили описание свадьбы, сыгранной на рубеже девятнадцатого и восемнадцатого веков до н.э. в одном из богатейших домов города Ур. В этом доме жили несколько поколений большой и, вероятно, дружной семьи видных храмовых чиновников. Они оставили после себя огромный архив, состоящий из служебных документов, писем, хозяйственных записок, купчих крепостей, судебных решений... Заметки, посвященные свадьбе дочери, написаны очередным владельцем дома, жрецом и чиновником по имени Ку-Нингаль.

Ку-Нингаль был человеком богатым. Его отец Ур-Нанна, жрец и начальник храмовой канцелярии, ведал, помимо прочего, государственными закупками; кроме того известно, что он имел стадо мелкого рогатого скота более чем в 2000 голов. Сын умножил достояние отца - сохранились купчие на приобретение им нескольких участков, засаженных финиковыми пальмами. И когда Ку-Нингаль выдавал замуж свою дочь, он, надо полагать, не считался с расходами. Но это не помешало ему записать все эти расходы на глиняных табличках с подробным указанием не только того, какие подарки были вручены жениху и его родне, но и того, кто из гостей сколько и чего съел. И надо сказать, что ели гости Ку-Нингаля, может, и обильно, но очень однообразно.