Так было. Размышления о минувшем - Анастас Микоян Страница 7

Первые мои воспоминания связаны с моей родной деревней Санаин, расположенной в одном из живописных уголков Армении.

Высоко над крутыми скалами по обе стороны ущелья раскинулись несколько плато в сотню гектаров пашни. За этими плато возвышаются горы, покрытые лесом. А за ними – необозримые альпийские пастбища. И все вокруг покрыто зеленой травой и множеством дикорастущих цветов.

У самых склонов гор сразу же после плато ютилась наша деревня. Помню маленькие домики, тесно лепившиеся друг к другу.

В годы моего детства это была одна из многих отсталых деревень далекой национальной окраины царской России. Кругом бескультурье, забитость, бесправие. Только поп и монах Санаинского монастыря были грамотными.

Здесь я родился, тут прошло мое детство. Наш род – Микоянов – жил в этой деревне издавна, по крайней мере с начала XIX в. В небольшом домике, имевшем две комнаты, подвал и веранду, размещались две семьи: наша и дяди Гево. Впереди дома по склону горы находились два небольших домика с общей плоской крышей, служившей нам одновременно двором: там жили дядя Гриша и дядя Велихан.

Отношения в нашей семье были всегда самые теплые. Не помню, чтобы мать или отец ссорились между собой. Они обычно не повышали голоса, даже когда делали нам, детям, какиелибо замечания. Родители никогда не поднимали на детей руку.

В то время мало у кого из крестьян водились деньги, а если и были, то всегда в обрез. Хозяйство было натуральное: каждый обеспечивал семью продуктами со своего огорода. Тогда сами ткали, сами шили себе одежду, обувь, шапки. Деньги были нужны лишь на уплату налогов, на покупку чая, сахара, тканей, керосина, спичек. Поэтому у нас в деревне было только несколько дворов, где пили чай с сахаром, да и то вприкуску.

Я родился, когда моего деда Нерсеса уже не было в живых. Но я хорошо помню свою бабушку Вартитер, что в переводе на русский язык значит «лепесток розы». Внешность не соответствовала ее имени: она была крупной женщиной высокого роста, со строгим лицом, ходила всегда в длинном, до пола, черном платье, опираясь на палку.

Мой отец Ованес, проработав несколько лет в Тифлисе, во многом внешне стал походить на тамошних цеховых мастеров. Одевался аккуратно, носил не кавказскую папаху, а городскую фуражку. У него был широкий серебряный пояс, обувь тоже городская.

Будучи неграмотным, отец тем не менее всегда хранил в кармане записную книжку и карандаш. В этой книжке он делал ему одному известными «иероглифами» записи: сколько дней он проработал, сколько ему должен заплатить хозяин и т. п.

Пока я был в семье самым маленьким (третьим), отец все время возился со мной. Лет через пять родилась младшая сестра, и, когда она стала что-то лопотать, отец все свободное время уделял ей. Еще через пять лет родился пятый ребенок – мой младший брат Артем, которого дома звали Анушаван (впоследствии он стал авиаконструктором); на этот раз отец все свое внимание обратил на него, хотя, конечно, относился он и к нам всегда по-отечески и любил нас.

Когда младший брат стал чуть старше, отец стал поручать ему пасти наших двух коз. Должность козопаса была незавидной. Вспоминаю, как в свое время мне приходилось заниматься этим делом: козы бегали по крутым каменистым горным склонам, покрытым кустарником и лесом, так быстро, что я еле успевал их догонять. Мы носили тогда самодельную обувь (типа кожаных мокасин без твердой подошвы). От беготни по каменистым склонам обувь эта быстро стиралась. Ходить было больно, пальцы сбивались о камень до крови. Я, правда, подкладывал под носок и пятку кусочки кожи, но это мало помогало, так как эти кусочки при ходьбе быстро съезжали со своих мест.