Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель Страница 7
Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
В книге «Рембрандт как воспитатель» Лангбен разделяет критический взгляд Ницше на современный мир и подчеркивает уникальную роль немецкой культуры, только на место Вагнера ставит Рембрандта. Главное отличие Лангбена от Ницше в том, что Лангбен помещает культурную тему в расовый контекст. Предки Рембрандта, по его мнению, были представителями народов Южной Германии, не запятнанных смешением с другими расами. Тот факт, что Рембрандт считается голландским живописцем, несущественен, так как он все равно принадлежит кругу германской культуры.
Рембрандт, считает Лангбен, мог смотреть на мир как истинный художник: он видел мифы. И Лангбен формулирует цель: «превратить немцев в художников» — но не в профессиональном, а в мировоззренческом смысле. Художник со своим мировоззрением противостоит современному «человеку-машине», бездуховному, искусственному человеку. Лангбен противопоставляет «культуру инстинкта» «культуре разума», утверждая, что германский инстинкт имеет превосходство над разумом.
Лангбен также развивает романтический миф об уникальном отношении немцев к земле: «Крестьянин, владеющий кусочком земли, напрямую связан с центром мира. Это делает его властителем Вселенной».
Лангбен называет эту таинственную связь «духом земли» и говорит, что наиболее сильно проявляет себя этот дух между Рейном и Эльбой.
Именно художники должны, по мнению Лангбена, стать во главе «трансформации» немецкого народа. Но не всякий художник может создавать искусство, спасительное для Германии, а лишь тот, кто «остался верен земле, сотворившей его». В упадке, в котором, по мнению Лангбена, пребывает Германия, следует винить евреев.
Теории Лангбена были извращенным и расистским толкованием идей Ницше, и великий философ вряд ли бы согласился с такой трактовкой. Отношение Ницше к евреям и расовым вопросам не столь однозначно. В одних сочинениях он рассуждает о том, что только смешение рас, привнесение свежей «славянской крови» может спасти Германию. В других — что смешение рас ведет к дегенерации и социальному упадку. Столь же неоднозначен его взгляд на европейских евреев. Вращаясь в кругах, близких к Вагнеру, Ницше придерживался принятых в этом обществе антисемитских убеждений. Позже, разорвав дружбу с композитором, он заявляет, что евреи принадлежат благороднейшей и сильнейшей расе, и желает смерти всем антисемитам. Непоследовательность высказываний Ницше затрудняла использование его идей нацистами, хотя некоторые идеологи нацизма пытались это делать. Кто-то предпочел от него откреститься. Нацистский идеолог Эрнст Крик писал:
Ницше был противником социализма, противником национализма, противником расового мышления. Если бы не эти три особенности, то, возможно, из него получился бы идеальный нацист.
Зато с Лангбеном проблем такого рода не возникало. В то время у него было гораздо больше читателей, чем у Ницше, который при жизни печатался совсем небольшими тиражами. Книгой Лангбена восхищались не только консервативные мыслители, но и ведущие культурные деятели того времени: например, историк искусства Вильгельм фон Боде, архитектор Герман Мутезиус и юный Карл Эрнст Остхауз, позднее ставший одним из главных меценатов авангарда. Книга привлекла интеллектуалов и за пределами Германии, например шведских писателей Августа Стриндберга и Улу Хансона, который назвал ее «высокой песнью пангерманизма».
Особенно широко книга разошлась в буржуазных кругах. Успех идей Лангбена, которые в дальнейшем будут развивать нацисты, может объясняться «особенным путем», которым шла Германия в XIX веке. Или «историческим своеобразием» ее национального развития, как пишут Рут и Карлсон.
В отличие от Англии и Франции, немецкой буржуазии не удалось совершить либеральную революцию, которая бы разрушила старые феодальные общественные структуры и открыла обществу путь в современный мир. Революция 1848 года в Германии провалилась. Немецкие земли еще на несколько десятилетий застряли в Средневековье. Феодальное право сохранялось во многих из них дольше, чем в других западноевропейских странах, а индустриализация запаздывала. Политическое и демократическое развитие также отставало. Превозносились такие патриархальные добродетели, как верность хозяину и послушание. Особенным было также представление о труде. Труд в Германии понимался скорее как «почетное служение нации». Феодальные отношения, жертвенность и немецкая рабочая мораль пришлись как нельзя более кстати в армии. Военная дисциплина стала образцом для отношений и в общественной жизни.
За границей над прусской дисциплиной часто посмеивались, взять хотя бы нашумевшую «кёпеникиаду». В 1906 году вор-рецидивист Вильгельм Фойгт, надев капитанский мундир, взял под командование целую роту ничего не подозревавших немецких солдат и с их помощью на глазах у публики ограбил ратушу города Кёпеник (сегодня это один из районов Берлина). Это происшествие стало широко известно и обсуждалось в основном в английской и французской прессе как пример косной военной системы, когда исполнение приказа ставится выше соображений здравого смысла. В немецких либеральных кругах эта история послужила поводом для критики военной элиты.
Демократические и либеральные идеи немецкая буржуазия часто воспринимала как чужеродные, чуждые немцам. Современный немецкий историк Ганс-Ульрих Велер считает, что в XIX веке развитие общества и государства в Германии пошло по «особому пути», Sonderweg, который в конце концов и привел страну к нацизму.
Одним из признаков этого «особого пути» была описанная выше отсталость, в которой националисты, однако, видели не недостаток, а достоинство, уникальную немецкую черту. Идеи свободы, равенства и братства, провозглашенные Французской революцией, Юлиус Лангбен называл «еврейскими и в корне чуждыми германскому духу». В противоположность британскому рационализму и французскому Просвещению немецкая культура якобы представляла собой нечто гораздо более глубокое и отвлеченное, она была пронизана духовностью, чувственностью, готовностью пожертвовать собой ради высокой цели. «Отрицание „западных“ ценностей и чувство собственного превосходства были главной чертой этой немецкой идеологии», — пишет американский историк Питер Гэй.
Корни этой политической философии следует искать у немецких романтиков начала XIX века. Заметную роль в ее становлении сыграл философ Иоганн Готлиб Фихте, который свел воедино пробуждающийся немецкий национализм и культурный идеализм. В 1807 году в переполненной аудитории Берлинской академии наук Фихте прочел первую революционную лекцию из цикла, изданного позднее под названием «Речи к немецкой нации». Фихте призывает немцев к национальному единению. Он возвеличивает немецкую народную душу и «дух», который, по его мнению, отличается от «духа» других народов. Для Фихте немецкий народ — это народ-избранник: «Вам выпала великая удача основать вообще империю духа и разума и уничтожить все грубое телесное насилие в качестве господствующего над миром» [1]. Германии, по мнению Фихте, предопределено стать ведущей европейской нацией.
Фихте читал свои «Речи» в Германии, разоренной наполеоновскими войнами. Сначала немцы встречали солдат Французской революции как спасителей от деспотии бесчисленных немецких князей и епископов. Но вскоре оказалось, что одни угнетатели просто сменились другими. Разобщенные немецкие государства оказались не в состоянии противостоять Наполеону. Покорив Германию, Наполеон заронил в немецкую почву семя пангерманского национализма, и Фихте дал этой политической концепции философское обоснование.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии