Иван III - Николай Борисов Страница 7

Константин Дмитриевич, дойдя с войском до Суры, постоял некоторое время на ее левом берегу, в то время как Юрий с дружиной располагался на правом. Потом Константин повернул назад и через Нижний Новгород ушел обратно в Москву. При дворе он объяснил свою сдержанность невозможностью переправиться через разлившуюся по весне Суру. После ухода московской рати Юрий вернулся в Нижний Новгород.

Желая лишить Юрия поддержки болгар, московское правительство весной 1431 года отправило в их земли карательную экспедицию под началом служилого князя Федора Давыдовича Пестрого. Отмщения требовал и набег «царевича» Махмут-Хози на русские города (Галич, Кострому, Плес и Л ух) зимой 1428/29 года, в котором, несомненно, участвовали и болгары. Вообще в этот период собственно болгары для русских летописцев начинают до неразличимости сливаться с оседавшими в Среднем Поволжье и принимавшими мусульманство татарами.

Летом 1431 года над Северо-Восточной Русью, еще не оправившейся от «великого мора» 1420-х годов, собрались новые беды. «В том же лете бысть знамение на небеси, три столпы огнены; тогда засуха велика была, болота и земля горели, и мгла стояла шесть недель, яко и солнце не видети, и рыбы в воде мерли» (18, 144). Другой источник более подробно рисует ту же апокалипсическую картину: «Того ж лета сухмень была велика и воды добре мало, а земля, и боры, и леса горяху, и дым мног вельми, иногда же друг друга не видети, и с того дыму звери, и птицы, и рыбы в водах мряху, и человеци в нужи бяху велицей и умираху» (49, 235).

Человека Средневековья окружало множество опасностей, перед которыми он был совершенно беспомощен. Ему оставалось только замирать от ужаса и молить Бога о помощи. Страх — важнейший компонент тогдашнего мироощущения. Летописи насквозь пропитаны им. Только учитывая это, можно понять, какое мужество (или какая восхитительная беспечность) требовалось в ту пору для того, чтобы не просто жить, втянув голову в плечи., а еще и действовать, мечтать, любить, надеяться…

Итоги нижегородского похода лишили Юрия надежды отстоять свои права «домашними» средствами. Сразу же после кончины митрополита Фотия (2 июля 1431 года) он заявил о том, что настало время вынести его спор с Василием II на суд Орды. Молодой московский князь, конечно, не хотел ехать в степь. Давно минули те времена, когда Иван Калита являлся к ханскому двору едва ли не каждый второй год. Василий I за 36 лет своего великого княжения был в Орде всего лишь два раза. Сам Василий II не ездил в Орду даже по случаю своего восшествия на московский и владимирский престол. Однако дань Орде по-прежнему выплачивалась, и ссориться с ханом Василий явно не хотел. А между тем в случае отказа прибыть в Орду вместе с Юрием он рисковал навлечь на себя гнев Улу-Мухаммеда. В итоге Юрий мог получить в Орде большое войско для похода на Москву.

Как расценить решение Юрия Звенигородского обратиться к арбитражу Орды? Во всяком случае, это не было сознательным предательством интересов Руси и беспринципным низкопоклонством перед ханом. Юрий искал способа отстоять свою «правду» с наименьшими для страны потерями. И, как обычно, он находил ответ на трудные вопросы в деяниях своего великого отца. Дмитрий Донской неоднократно отстаивал свои права, апеллируя к ханскому правосудию. Так было в 1362 году, когда дед Юрия по матери Дмитрий Константинович Суздальский перехватил великое княжение Владимирское у 12-летнего Дмитрия Донского; так было в 1371 году, когда тверской князь Михаил Александрович получил в Орде ярлык на великое княжение Владимирское. В обоих случаях решения Орды в конечном счете были благоприятны для Москвы. Конечно, было бы лучше, если бы Юрий Звенигородский вообще отказался от претензий на московский трон и спокойно сидел в своем лесном Галиче. Но такое самоотречение было выше его меры…

Приняв решение о поездке в Орду, москвичи постарались первыми явиться к ханскому двору. Опыт прошлого подсказывал: тот, кто приедет раньше, имеет больше шансов на успех. Еще до окончания 40-дневного траура по митрополиту Фотию московский князь и его опекуны начали сборы и приготовления к судьбоносному путешествию.

Свой отъезд Василий II назначил на 15 августа 1431 года. В этот день был престольный праздник главного московского храма — Успение Божией Матери. Молодой князь как бы отдавал себя под покровительство Богородицы — давней заступницы Москвы. Проводы 16-летнего отрока Василия к лютому ордынскому «царю» превратились в общенародное рыдание. «На праздник же Пречистыя Успениа князь велики, по отпущении литургиа, повеле молебен пети Пречистей Богородици и великому чюдотворцу Петру, и слезы излиа, и многу милостыню раздати повеле на вся церкви града Москвы и монастыри, и нищим всем, такоже повеле и по всем градом своим створити, и поиде ко Орде того же дне; а обедав на своем лузе противу Симонова под Перевесием, и поиде в путь свой» (19, 95).

Задержимся на этом бесхитростном описании. Оно — как бы случайно приоткрывшееся оконце в давно исчезнувшую и во многом уже непонятную для нас жизнь. Вот что говорит об этом один из великих историков: «Когда мир был на пять веков моложе, все жизненные происшествия облекались в формы, очерченные куда более резко, чем в наше время. Страдание и радость, злосчастье и удача различались гораздо более ощутимо; человеческие переживания сохраняли ту степень полноты и непосредственности, с которой и поныне воспринимает горе и радость душа ребенка. Всякое действие, всякий поступок следовал разработанному и выразительному ритуалу, возвышаясь до прочного и неизменного стиля жизни. Важные события: рождение, брак, смерть — благодаря церковным таинствам достигали блеска мистерии. Вещи не столь значительные, такие, как путешествие, работа, деловое или дружеское посещение, также сопровождались неоднократными благословениями, церемониями, присловьями и обставлялись теми или иными обрядами» (159, 7).

Довольно подробный рассказ о поездке Василия II в Орду в 1431 году, сохранившийся в некоторых летописях, был записан летописцем со слов кого-то из участников путешествия или же принадлежит перу самого участника событий. Общая тенденция рассказа — сочувствие Василию П. При этом автор не чужд патетики, причудливо переплетенной с несколько наивным реализмом. Чего стоит одно только замечание о том, что, поплакав в Кремле перед отъездом, Василий II вскоре славно отобедал «на своем лугу» возле Симонова монастыря…

Недели три спустя отправился в Орду и Юрий Звенигородский. Он также приурочил свой отъезд к одному из главных богородичных праздников — Рождеству Богородицы. 8 сентября 1431 года Юрий, отстояв обедню в соборе Рождества Богородицы Саввино-Сторожевского монастыря близ Звенигорода, выехал в Орду. Избрав этот день, он не только передал себя под покровительство Богородицы, но и лишний раз помянул отца: 8 сентября 1380 года Дмитрий Донской одержал победу на Куликовом поле.

Путешествие в Орду в это время года занимало от одного до двух месяцев. Но к этому сроку обычно прибавлялись и долгие месяцы ожидания: хан не любил спешить в такого рода делах. Просителям нужно было дать время раздать все подарки и истратить все припасенные деньги на подкуп влиятельных людей. Василий и Юрий вынуждены были остаться зимовать в степях. У каждого здесь были свои враги и свои доброхоты. Поначалу оба соискателя попали в распоряжение «московского даруги» (чиновника, ведавшего сбором ордынской дани с Московского княжества) по имени Минбулат. Он был явно на стороне Василия и не скрывал этого. «Князю же великому честь бе велика от него, а князю Юрию безсчестие и истома велика» (19, 96).