Архипелаг OST. Судьба рабов "Третьего рейха" в их свидетельствах, письмах и документах - Виктор Андриянов Страница 7

Сколько писем — столько и судеб. И в каждом — своя исповедь, своя боль, свои страдания, принесенные войной. Те годы страшно далеки от нас, многими воспринимаются так же смутно, как старый, полузабытый фильм. Но эти люди — наши современники. Кому-то ровесники, кому-то отцы или деды. Те, кто пережил Великую Отечественную хотя бы в самом начале жизни, не говоря уже о ветеранах, фронтовиках, поймут моих соавторов с полуслова… Но хотелось бы, чтобы их понял и принял и молодой читатель.

Представьте, что вам 15 лет и живете вы на берегу самого синего моря. В самом прекрасном городе в мире, конечно же в Одессе. Только что отпразднован день рождения, впереди — целое лето свободы. Младшего братишку отправили в село, к тетке, с утра под окнами свистит компания и — айда все на пляж.

Так начиналось то лето для Саши Стройной.

22 июня лето закончилось. Оборвалась юность.

Отца проводили на фронт. Брат застрял в селе. Саша, закончив краткосрочные курсы сандружинниц, дежурила в госпитале. Помогала эвакуировать раненых. Из госпиталя на Пироговской их отправляли в порт. Предлагали уехать и ей.

«Но я не могла. Не могла оставить маму. 15 октября мы еще эвакуировали раненых, а 16-го в Одессу вошли немцы. На следующий день, наконец, вернулся брат. Он пробирался домой вслед за немцами.

Через неделю на улице Энгельса взорвался немецкий штаб. Оккупанты начали мстить. Хватали всех подряд. Людей вешали прямо на улицах. Проспект Мира, Привокзальная площадь, улица Ленина — везде на деревьях, столбах висели казненные. Забрали и нашу маму.

Остались мы с братом вдвоем и все ждали, что мама вернется. Но больше мы ее не увидели… В конце ноября пришел человек с румынским ордером на нашу квартиру и сказал, чтобы мы выметались. На ночь нас приютила мамина подруга. Утром она вывела нас из города, и мы побрели в село, к родственникам.

Было очень холодно. Брат временами совсем не мог идти. Упадет на снег и плачет: «Оставь меня здесь. Добирайся сама». Ноя поднимала его, и мы плелись дальше, отсела до села. Добрые люди пускали переночевать, давали кусок хлеба и тарелку супа. Дотащились все же до Константиновки. Но и там война добралась до нас. Осенью сорок второго загремела и я в Германию. Было мне 16 лет».

А Дусе Догадайло из села Микольска в Николаевской области не было и шестнадцати. Ей приказали собираться вместо дочери местного доктора, которая вовремя вышла замуж за полицая. Власть, как известно, всегда пользовалась привилегиями.

Александра Могильного, ремесленника из Алчевска (это рабочий городок в нынешней Луганской области на Украине), в апреле сорок второго забрали рыть окопы у станции Фащевка. В том донбасском краю с осени 1941-го держал и оборону шахтерские стрелковые дивизии, 383-я и 395-я. В июне сорок второго им пришлось отступить. Подростки с лопатами попали в окружение. Как на Днепре Иван Захарчук… Тоже типичный путь в Германию.

Семнадцатилетняя Шура Пинтерина жила в городе Шахты — название ему, как понятно, дали угольные разработки. Ребята, девушки собирали по терриконам куски угля, попавшие туда с породой, и на тачках развозили по хуторам, поселкам, меняя на что-нибудь съестное.

В одном из таких рейсов Шура притормозила свой «транспорт» у переезда, который перекрыл товарняк.

У вагонов перекуривали немецкие охранники. Переглянулись, ухмыльнулись — и тут же сильные руки втолкнули девушку в вагон. Тачка кувыркнулась с откоса, тускло блеснули куски донского антрацита. Шура не успела даже опомниться, как поезд застучал по рельсам…

Из вагонов «пассажиров» выпустили лишь в австрийском городе Доновиц. У проходных металлургического завода. Там, в грязном и пыльном цехе, среди «остарбайтеров» в ободранных робах слесарь Карл Лейтгольд разглядел кареглазую казачку. Но это другая история, о ней позже.

…Перелистаем изрядно подзабытую, вычеркнутую из школьных программ «Молодую гвардию». Эту книгу Александр Фадеев начал писать в Краснодоне, небольшом донбасском городке, ныне зарубежном, где во время фашистской оккупации действовала подпольная организация молодежи. На улицах только что освобожденного Краснодона еще стояли подбитые немецкие танки; из старого шурфа, который фашисты превратили в братскую могилу, поднимали тела казненных патриотов.

У большинства героев романа их настоящие, а не вымышленные имена: Олег Кошевой и Иван Туркенич, Люба Шевцова и Ульяна Громова, Сережка Тюленин и Иван Земнухов… Писатель не раз говорил, что «Молодая гвардия» — художественное произведение, не следует отождествлять литературных героев и реальных людей. Это действительно так. И все же «Молодая гвардия» рассказывает о реальных событиях в реальном городе, который в несколько дней стал известен всему миру. Еще в годы Великой Отечественной войны роман, главу за главой, печатала «Комсомольская правда» — эти страницы читали на фронте и в тылу; потом «Молодая гвардия» выходила много раз и на разных языках — у меня сохранилось одно из самых первых изданий, 1947 года, мамин подарок ко дню рождения.

Позже, работая в «Комсомольской правде», я не раз бывал в Краснодоне, познакомился с родными молодогвардейцев, бывал дома у Радика Юркина, летал в командировки с Валерией Борц — в одну из них я захватил с собой тот давний томик «Молодой гвардии». На нем Валерия Давыдовна оставила несколько строк, адресованных моему младшему сыну Жене: «Читай этот роман, люби его героев. Будь мужественным, когда это от тебя потребуется. Пусть жизнь и деятельность моих друзей, описанных в этом романе, будут для тебя примером, достойным подражания!» Не раз в музее «Молодой гвардии» перебирал письма, школьные сочинения, фотографии ребят… Для меня они и сейчас как живые. Вот они освобождают из немецкого плена наших солдат… Поднимают над родным городом в ночь на 7 ноября 1942 года красные флаги… Срывают отправку земляков в Германию.

У входа в школу в горняцком поселке Первомайка однажды появился яркий плакат.

…На плакате была изображена немецкая семья: улыбающийся пожилой немец в шляпе, в рабочем переднике и в полосатой сорочке с галстуком бабочкой, с сигарой в руке, и белокурая, тоже улыбающаяся моложавая полная женщина в чепчике и розовом платье, окруженные детьми всех возрастов, начиная от толстого годовалого с надутыми щеками мальчика и кончая белокурой девушкой с голубыми глазами. Они стоят у двери сельского домика с высокой черепичной крышей, по которой гуляют зобатые голуби. И этот мужчина, и женщина, и все дети, из которых младший даже протягивает ручонки, улыбаются навстречу идущей к ним с белым эмалированным ведром в руке девушке в ярком сарафане, в белом кружевном переднике, в таком же чепчике и в изящных красных туфельках — полной, с сильно вздернутым носом, неестественно румяной и тоже улыбающейся так, что все ее крупные белые зубы наружу. На дальнем плане картины — рига и хлев под высокой черепичной крышей с прогуливающимися голубями, кусок голубого неба, кусок поля с колосящейся пшеницей и большие пятнистые коровы у хлева.

Внизу плаката написано по-русски: «Я нашла здесь дом и семью». А ниже, справа: «Катья».