Невидимый фронт Второй мировой - Борис Соколов Страница 7

Тем более что я знаю в совершенстве язык этих зверей, их повадку, характер, привычки, образ жизни. Я специализировался на этого зверя. В моих руках сильное и страшное для врага оружие, гораздо серьезнее огнестрельного. Так почему же до сих пор я сижу у моря и жду погоды?

Дальнейшее пребывание в бездействии я считаю преступным перед моей совестью и Родиной. Поэтому прошу вас довести до сведения верховного руководства этот рапорт. В заключение заявляю следующее: если почему-либо невозможно осуществить выработанный план заброски меня к немцам, то я с радостью выполнил бы следующие функции:

1. Участие в военных диверсиях и разведке в составе парашютных соединений РККА на вражеской территории.

2. Групповая диверсионная деятельность в форме германских войск в тылу у немцев.

3. Партизанская деятельность в составе одного из партизанских отрядов.

4. Я вполне отдаю себе отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду на дело, так как сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание дает мне силу выполнить мой долг перед Родиной до конца».

Показательно, что Кузнецов допускал сочетание разведывательной и диверсионной деятельности одним человеком. Такого же мнения придерживались и руководители советской разведки. Между тем, такое сочетание может принести только вред, по крайней мере с точки зрения получения разведывательной информации. Диверсант, конечно, может попутно, перед подготовкой диверсии и после ее свершения, собирать какие-то сведения о противнике. Взять документы с убитых солдат, захватить языка – все это никак не повредит его основной миссии – уничтожению того или иного неприятельского объекта. Но серьезной информации таким способом получить практически невозможно. Наоборот, если разведчик, имеющий доступ к разведывательным сведениям стратегического характера, отвлекается на проведение террористических и диверсионных актов, это может принести очень большой вред. Ведь он не только надолго перестает заниматься своей основной деятельностью, но и совершенно неоправданно с точки зрения своей главной миссии рискует погибнуть или попасть в руки неприятельской контрразведки.

По словам Райхмана, только в 42-м году из контрразведывательного управления Кузнецова передали в разведывательное, в распоряжение Судоплатова, но оставив формально в «негласном штате» контрразведки. Подозреваю, что все это делалось лишь в целях конспирации, тогда как в действительности Николая Ивановича с самого начала готовили для разведывательной деятельности в Германии. Но война внесла свои коррективы. Теперь под германской оккупацией на какое-то время оказалась родная для Судоплатова Украина. И именно туда был направлен будущий обер-лейтенант Пауль Зиберт.

В составе партизанского отряда «Мстители» под командованием Д. Н. Медведева Кузнецову предстояло высадиться в лесах под Ровно. Этот небольшой западноукраинский город стал столицей рейхскомиссариата «Украина». Бойцы отряда Медведева знали агента по кличке «Пух» как Николая Васильевича Грачева. В Ровно же он должен был появиться как обер-лейтенант вермахта Пауль Зиберт.

Перед высадкой во вражеском тылу, последовавшей в ночь на 25 августа 1942 года, Кузнецов досконально изучил германские вооруженные силы, чтобы не попасть впросак при встречах с патрулями и беседами с офицерами ровенского гарнизона. Для этого он даже провел несколько недель в офицерском бараке лагеря немецких пленных в Красногорске, причем никто не заподозрил, что этот симпатичный пехотный обер-лейтенант в действительности русский. И Пауль Зиберт так же хорошо, как язык, освоил стрельбу из немецкого оружия. Ведь главной его задачей должно было стать осуществление террористических актов против высших чиновников германской оккупационной администрации на Украине. Использовать столь квалифицированного агента для подобных целей было равносильно тому, чтобы топить печку ассигнациями. Но летом 42-го положение Красной армии было чрезвычайно тяжелым, и руководители НКВД, нарком Л. П. Берия и его первый заместитель В. Н. Меркулов, бывший глава НКГБ, вынуждены были бросать все силы на решение сиюминутных задач. Сам Меркулов подписал приказ о направлении Кузнецова в отряд Медведева. Не исключено, что чекисты надеялись террором против высокопоставленных служащих рейхскомиссариата дезорганизовать оккупационную администрацию и спровоцировать антинемецкое восстание на Западной Украине. Однако местное население, не симпатизируя уже в ту пору немцам, к русским большевикам относилась весьма настороженно и не собиралась идти в бой за Сталина. Популярностью пользовалась Украинская Повстанческая Армия, провозгласившая борьбу как против немцев, так и против большевиков. УПА также рассматривалась как один из будущих противников отряда Медведева, наряду с немецкими войсками и подчиненной им украинской вспомогательной полицией.

При приземлении Кузнецову не повезло – потерял в болоте сапог. Но к месту сбора группы из 11 человек добрался благополучно, доложил Медведеву, как положено, руки по швам, только одна нога босая. Но это не страшно. Сапоги для него нашлись. А потом Николаю Ивановичу предстояло облачиться в другую форму – немецкого обер-лейтенанта. Но его первый визит в столицу рейхскомиссариата задержался почти на два месяца. Надо было не только разведать предварительно обстановку в городе и установить связи с агентурой. Выяснилось, что Николай Иванович обладает одной неприятной для разведчика-нелегала особенностью – разговаривает во сне, причем, естественно, на родном языке – по-русски. Многие годы Кузнецов жил один и не знал этого. Только в отряде соседи по палатке обратили внимание, что боец Грачев (про Зиберта знали только Медведев, его заместитель по разведке Александр Александрович Лукин и группа прикрытия) вскрикивает во сне. Кстати, этот факт – косвенное доказательство того, что Кузнецову не приходилось спать с женщинами. Иначе какая-нибудь из подруг указала бы ему на эту не очень симпатичную для дам привычку.

От бессознательных ночных разговоров пришлось срочно отучаться. Кузнецов приказал товарищам, чтобы его будили, как только заслышат речь во сне. Иногда разведчик вынужден был просыпаться по несколько раз за ночь. В конце концов, Николай Иванович решил, что если придется ночевать в Ровно, то ложиться спать так, чтобы в комнате он был один.

Тут я немного забегу вперед. Возможно, чувствуя, что своих детей у него не будет, Кузнецов думал о приемном сыне. Во время одной из поездок в Ровно он нашел четырехлетнего мальчика Пиню, чудом вырвавшегося из гетто, и привез его в отряд. Партизаны отогрели и накормили малыша, а потом отправили самолетом на Большую землю. Кузнецов мечтал после войны усыновить Пиню. Не успел.

Для первой поездки в Ровно, состоявшейся только 19 октября 42-го, офицерский френч, за неимением утюга, пришлось отгладить нагретым на костре топором. Легенда у обер-лейтенанта Пауля Зиберта была железная. Раненный во Франции, а до этого в Польше награжденный Железным крестом, он с началом войны против СССР числился чрезвычайным уполномоченным хозяйственного командования в прифронтовых областях, снабжающим фронт лесом. Интендантская должность открывала разведчику двери многих немецких учреждений в Ровно. Но, поскольку офицеры-фронтовики недолюбливали тыловых офицеров, Зиберт-Кузнецов модернизировал легенду и стал рассказывать, что ранен был в битве под Москвой. Но это потом. О первом же дне пребывании в Ровно Николай Иванович составил специальное донесение: