Житейская правда войны - Олег Смыслов Страница 7

Командир полка Михаил Яковлевич Кузминов в своих мемуарах достаточно подробно описывает события, произошедшие в тот день, хотя и путает дату, называя 26 сентября вместо 29-го: «…бой севернее Григоровки достиг наивысшего напряжения. Стремясь во что бы то ни стало сбить нас с занимаемых позиций и ликвидировать плацдарм, фашисты яростно лезли на высоту, где был оборудован полковой наблюдательный пункт. Нас оставалось все меньше и меньше. Кончались и боеприпасы: на каждое орудие было по 4—5 снарядов. На винтовку — по 5–7 патронов, на автомат — не более половины диска, а к станковым пулеметам, которых на высоте было всего два, — где-то около половины ленты. Фашисты беспрерывно бомбили переправу, и доставка боеприпасов задерживалась. Положение становилось критическим.

Около пяти часов вечера противник предпринял мощную атаку. Вражеские танки, обгоняя пехоту, которую мы заставили залечь, ворвались в боевые порядки полка и начали утюжить наши окопы. Один из них переполз через наблюдательный пункт, оборудованный в траншее, и, остановившись метрах в семи позади нас, открыл беглый огонь по переправе. Через реку в это время переправлялось подкрепление во главе с лейтенантом Н.Ф. Медведевым. Понимая, что наш успех на правом берегу во многом зависит от свежих сил, Медведев, несмотря на яростный обстрел, ловко маневрировал между фонтанами разрывов, руководя переправой наспех сколоченных из бревен и досок плотиков. Все же фашистскому танку удалось расстроить переправу. Так нужное нам пополнение задержалось.

В связи с прорывом к нам в тыл вражеского танка все те, кто находился на моем наблюдательном пункте, оказались в отчаянном положении.

Мы с майором Бикетовым (оба к тому времени были ранены) прижались к стенкам траншеи. Лейтенант Оленич, скрипя зубами, смотрел в остановившийся позади нас вражеский танк. Хоть зубами грызи этот “тигр”: у нас не было ни противотанковых гранат, ни бутылок с горючей смесью. А вражеская пехота, подгоняемая командами офицеров, опять устремилась на высоту, все ближе подбираясь к полковому НП.

Что делать? Ведь если фашисты возьмут высоту, они легко прорвутся в Григоровку, и весь плацдарм будет под угрозой ликвидации. После недолгих размышлений я приказал Бикетову вызвать огонь по нашему наблюдательному пункту. Майор внимательно посмотрел на меня и дал условный сигнал. С НП артиллеристов запросили:

— Где ваш “первый”? — так условно именовался командир полка.

Я взял микрофон у майора Бикетова и сказал:

— Нахожусь у края «ленты» (условное название Днепра). Прошу немедленно открыть огонь по высоте.

— Понятно! — ответил артиллерийский наблюдатель. И вслед за этим все вокруг загремело, загрохотало, в небо полетели комья земли. Высоту окутали дым с пылью, закрывшие небо. Мы с Бикетовым лежали на дне траншеи, тесно прижавшись друг к другу.

Вражеский танк, пятясь назад, переполз через нас, привалив землей сержанта Николая Семенова. Если бы фашисты знали, что в траншее расположен наш НП, где находились два майора, лейтенант и три солдата-связиста, они, конечно же, нас живыми не оставили. Достаточно было водителю вражеского танка развернуть машину над нами, «поерзать» на месте, и мы оказались бы заживо погребенными.

Но теперь фашистам было не до этого. Наша артиллерия и катюши накрыли высоту, расстроили боевые порядки танков. Не менее десятка бронированных машин вспыхнуло, и теперь они огромными кострами догорали на склонах. Спасаясь от мелких залпов, гитлеровцы бросились наутек, оставляя на высоте убитых и раненых.

Вдруг мы услышали громкое “ура!” Это наши бойцы уже поднимались на высоту. О том, что мы вызвали огонь на себя, в штабе полка, располагавшегося возле Днепра у обрыва, никто не знал. Когда наша артиллерия начала бить по высоте, начальник штаба майор Ершов и мой заместитель по политической части майор Гордатий пришли к мнению, что на НП никого не осталось. Решили, что мы погибли, и, чтобы спасти плацдарм, подняли по тревоге офицеров штаба полка, саперов, минометчиков, даже легкораненых и повели их в атаку на высоту. К этому времени подоспело и пополнение, доставленное через Днепр лейтенантом Медведевым» ^[19].

Когда Михаил Яковлевич Кузминов писал свои мемуары, вряд ли он думал о том, что бывший ПНШ по оперативной работе старший лейтенант Лебединцев тоже возьмется за написание воспоминаний. Но если и думал, то уж точно не предполагал, какую правду напишет его подчиненный: «Я доложил комдиву о просьбе Кузминова, и он потребовал указать его место на карте и на местности. Потом он спросил, где наш штаб. Я ответил, что здесь же на пригорке в промоинах, и он отпустил меня, наказав: немедленно на том берегу собирайте всех способных держать оружие и переправляйте их сюда. Увидев здесь нашего офицера связи лейтенанта Медведева, я взял его с собой. Начальник штаба обрадовался моему возвращению, и я передал приказ комдива. Ершов тут же поставил задачу Медведеву переправиться на тот берег, провести там тотальную мобилизацию и доставить всех на наш берег. В связи с продвижением противника теперь вся территория плацдарма простреливалась не только артиллерийским и минометным, но и пулеметным огнем.

После обеда Медведев доставил сюда из тылов всех и моего писаря в том числе. Оказалось человек двадцать. Убедившись, что я могу ходить, Ершов, опять же, поручил мне идти с отрядом на КНП командира и найти его живого или мертвого. Как ни странно, на месте КНП оказались только связисты. Один из них был убит и один ранен. Я спросил о судьбе командира полка, и Оленич сказал, что оба майора ушли к соседям для поддержания связи и не вернулись. Связь снова была наведена, и я доложил Ершову и в штаб дивизии майору Петрову о том, что командир был жив и где-то у соседей. На его КНП двадцать солдат под командованием Медведева.

Начальник штаба полка хотел послать меня на поиски Куз-минова, но это было все равно, что искать иголку в стоге сена, и он приказал мне вернуться на командный пункт. Ужасная тревога немного улеглась. Возвращаясь назад, я видел нескольких раненых, один из них даже песню пел. Я подумал, что, кроме ранения, он еще контужен. Но он на полном серьезе объяснил мне причину своего веселья — теперь на месяц как минимум попадет в госпиталь, где отмоется, отоспится и, может, приударит за санитаркой. Было и такое…

К вечеру на КНП появился адъютант, старший батальона старший лейтенант Николенко, который сообщил о том, что батальон отошел на свои прежние позиции на высоте 244.5. С ним остатки роты автоматчиков и разведчики под командованием Зайцева. А командир батальона старший лейтенант Ламко отправлен в полевой госпиталь тяжелоконтуженым» ^[20].

В итоговом боевом донесении штаба 48-го стрелкового полка за 29 сентября 1943 года ПНШ Лебединцев (он его переписал спустя годы в ДАМО) докладывал: «Роты, не успев принять новые районы обороны, приступили к отражению начавшегося наступления противника. Это был самый ожесточенный день. Окончились боеприпасы, контужен командир батальона, в командование вступил адъютант старший Николенко, погиб один из ротных командиров. Пехоту поддерживали рота автоматчиков полка и взвод пеших разведчиков. Отвагу проявили связисты сержант Перевозчиков и рядовой связист Лыткин. Пал смертью героя командир роты автоматчиков лейтенант Бахтин. Получили ранения начальник разведки старший лейтенант Беличенко, ПНШ-6 капитан Зернюк, парторг полка капитан Новожилов, пропагандист полка капитан Носов. На переправе тяжело ранен полковой инженер Чирва. Комбатом назначен капитан Лихолай из полкового резерва».