Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук Страница 7

В античности роды были опасными и для матери, и для ребенка. По оценкам, около четверти младенцев умирало до первого дня рождения, а похоронные эпитафии на кладбищах часто звучат траурными песнями матерям, которые умерли в родах. ^[33] Но в случае успешного разрешения, как в случае удачного рождения Тиберия шестнадцатилетней Ливией, дом вскоре заполнялся поздравляющими, друзьями, хлопающими по спине гордого отца, и есть письменные свидетельства, что родившие женщины получали помощь от женщин — членов их семьи. ^[34]

Через девять дней для ребенка устраивался день церемониальных очистительных ритуалов, называемый lustrate, во время которого он или она получали официальное имя. ^[35] Публичный осмотр не заканчивал вопроса воспитания ребенка. Несмотря на тот факт, что большинство женщин из элиты, судя по всему, передавали своих детей кормилице, многие древние источники критиковали эту практику и настаивали, чтобы женщины сами кормили своих младенцев грудью. Описание II века говорит о философствующем наблюдателе по имени Фаворин, критикующем мать девочки за попытку лишить дочку крайне необходимого вскармливания грудью вскоре после рождения, настаивая, что моральный облик ребенка будет испорчен молоком иноземной рабыни-кормилицы — которая в придачу может быть склонна к вину. Затем он раскрывает мысль до конца:

«Как же неестественно, неправильно и не по-матерински родить ребенка и сразу же отослать его от себя?.. Или, может быть, вы думаете… что природа дала женщине соски для красоты, а не с целью вскармливания детей, лишь как украшение груди?» ^[36]

Интеллектуальные критики, вопреки гинекологическому руководству Сорана, рекомендовали измотанной матери кормилицу. Но высмеивание женщин, которые не хотят выдержать испытание и испортить деторождением фигуру, было традиционно для общества с долгой, окрашенной в розовый цвет памятью. Именуемая женским нарциссизмом, эта практика изображалась критиками как явный контраст с добрыми старыми днями раннего Рима, когда Корнелия, уважаемая матрона II века до н. э., как говорят, обходилась без наемной помощи и растила своих детей «у груди» и «на собственных коленях». ^[37]

Древняя биография Тиберия говорит, что Ливия сама наняла кормилицу, или nutrix, чтобы та заботилась о ее сыне, — это один из очень немногих штрихов, который есть у нас об этом периоде ее жизни. ^[38] И все-таки он важен, так как проникает непосредственно в суть римского представления об идеальной женщине, создавая критерий, по которому судили Ливию и ее преемниц как первых леди Рима. Женщины редко заслуживали похвалу в древних записях о действиях в собственных интересах; скорее их хвалили за содействие интересам их мужей и сыновей и за добавление через них славы Риму. Корнелия, как мать политических популистов, братьев Тиберия и Гая Гракхов, восхвалялась за управление ими в детстве, воспитание их красноречивыми ораторами и морально образцовыми молодыми людьми, вскормленными на материнском молоке. Таким же образом детали воспитания Ливией Тиберия сохранились не потому, что древние биографы были заинтересованы в личности Ливии, а потому, что было важно понять, как воспитание ею Тиберия могло отразиться на взрослом человеке и императоре, которым он со временем станет.

Эти обзоры еще не были написаны, когда родился Тиберий. На этой стадии, несмотря на впечатляющее фамильное древо, Ливия все еще оставалась пешкой среди огромного числа статистов в великом историческом повествовании об этом бурном периоде римской истории. Но развертывающиеся политические события и устремления ее мужа вскоре продвинули ее ближе к центру действий.

На фоне общей победы Марка Антония и Октавиана над Брутом и Кассием при Филиппах в 42 году до н. э. — победы, которая состоялась в результате самоубийства отца Ливии, — медовый период для хитрых соперников не продлился долго. Взаимоотношения между харизматическим боевым ветераном и амбициозным политическим вундеркиндом всегда были браком по расчету. По возвращении со сцены, где была одержана победа, Антоний отправился управлять своей долей территории на востоке Римской империи. Третьему триумвиру, Лепиду, осталась провинция в Африке, а Октавиану достались Италия — и трудная задача вернуть землю и снова перераспределить ее среди своих солдат, которым была обещана награда за поддержку триумвиров в борьбе против Брута и Кассия. Очень скоро между лагерями Октавиана и Антония началась холодная война, которая в течение последующего десятилетия проявила некоторые признаки перехода в горячую стадию.

Лепид остался несколько в стороне от этой борьбы, измотанные борьбой правящие классы оказались под давлением, вынужденные объявить о своей лояльности одному из соперничающих кандидатов. Вскоре Тиберий Нерон сделал свой выбор, вывесив свой флаг на мачте Антония. Ливия с их новорожденным сыном, укрывшиеся в 41 году до н. э. вне Рима, направились в Перузию (современная Перуджа) в Центральной Италии, где отыскали жену Антония, Фульвию, и его брата Луция, пытавшихся направить против Октавиана недовольство тех итальянцев, чьи земли были переданы в другие руки. ^[39]

Третья жена Антония, Фульвия, была сомнительно необходимой фигурой в этой кампании. Характерное покушение на нее, описанное в древних источниках, подсказывает нам, что имелось про запас для других femmes dangereuses имперской эры. Рим был агрессивно милитаристским обществом, которое воспринимало войну как высший подвиг. Присутствие женщины на передовой линии ослабляло ее, делая Фульвию первой мишенью для противников Антония, которые использовали для своей пропаганды факт присутствия женщины, выполняющей на поле боя действия своего мужа. Недавние археологические открытия в Перудже и находки метательных снарядов, запускавшихся во время противостояния враждебных сторон, позволяют нам прочувствовать вид использовавшейся риторики. Находки включали баллистические орудия, на которых были нацарапаны унизительные оскорбления в адрес Фульвии: «Рвусь к твоему лону, Фульвия» или «Бедняги Луций, Антоний и Фульвия, подставляйте свои зады». ^[40]