Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны - Армен Гаспарян Страница 7

После гибели Корнилова Добровольческую армию возглавил Деникин. Иных кандидатур, в принципе, и не было. Только в офицерском полку появились сомнения. Они хотели видеть на посту главнокомандующего своего командира, генерала Маркова. Его считали «шпагой Корнилова». Он всегда личным примером увлекал добровольцев в яростные атаки своим привычным кличем «Друзья, вперед!» Марков почувствовал настроение своих офицеров и был, как всегда, точен в сжатой оценке: «Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за ее судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе!» Сергей Леонидович имел все основания так говорить.

В 1899 году военный министр Алексей Куропаткин, представляя выпуск Академии генерального штаба Николаю II, сказал: «Этот офицер не причислен к Генштабу за свой плохой характер». Только спустя два года министр признал, что допустил ошибку. Человек с плохим характером во время Первой мировой войны стал одним из символов русской армии. Антон Иванович Деникин – кавалер ордена Святого Георгия двух степеней, награжденный георгиевским золотым оружием, был командиром легендарной «Железной бригады», которую панически боялись немцы и их союзники.

Наследство от Корнилова досталось удручающее. Дело даже не в том, что обычная несгибаемость первых добровольцев сменилась тревогой за исход кампании. И вовсе не в том, что красные войска продолжали преследовать сильно поредевшую Добровольческую армию. Обоз растянулся почти на 10 километров. Деникин принял первое тяжелое решение – избавиться от обузы. Беженцев поместили по шесть человек в телеге, почти 200 подвод вместе с ненужным грузом уничтожили. Но нужно было решить главный вопрос: брать с собой раненых или оставить их в станицах, постаравшись обеспечить их безопасность. Алексеев, Романовский и Марков высказались за предложение оставить. Разумеется, в Добровольческой армии это решение не вызвало восторга, но никто не осуждал командиров. Все понимали: с ранеными армия обречена, а так появлялся хоть какой-то шанс. Но Деникина этот случай мучил до конца жизни. В своих воспоминаниях Антон Иванович напишет потом: «Делясь тогда впечатлениями с Романовским, мы оба пришли к одинаковому заключению: подписать приказ заставлял тяжелый долг начальника, но если бы пришлось оставаться самим, мы предпочли бы пустить пулю в лоб».

У армии на тот момент оставалось лишь 30 снарядов. Положение было критическим. И все-таки добровольцы не превратились в обезумевшую людскую массу. Сказались характер и долг русского офицера. Они шли, теряя в боях друзей. Шли в том числе за генералом Марковым. Именно он стал одним из символов Ледяного похода.

К сожалению, Марков погиб через несколько месяцев. Хронологически это уже Второй кубанский поход. Но поскольку имя Сергея Леонидовича тесно связано с первыми шагами Добровольческой армии, правильнее будет рассказать о нем подробнее именно в этой главе. Он до сих пор толком не известен широкой общественности, хотя доктора исторических наук Василий Цветков и Руслан Гагкуев многое сделали для возвращения России имени этого выдающегося патриота и безукоризненного русского офицера.

«Рыцарь, герой, патриот, с горячим сердцем и мятежной душой, он не жил, а горел любовью к России и бранным подвигам» – эти слова из приказа генерала Деникина о смерти генерала Маркова как нельзя лучше характеризуют Сергея Леонидовича. Когда потребовалось, он, бывший начальник штаба двух фронтов русской армии, стал во главе только что образованного Офицерского полка, в котором было всего лишь 1000 человек. Марков обошел строй и обратился к подчиненным: «Не много же вас здесь. По правде говоря, из трехсоттысячного офицерского корпуса я ожидал увидеть больше. Но не огорчайтесь. Я глубоко убежден, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела».

Каждое утро полк выступал походным порядком в авангарде Добровольческой армии, и всегда впереди был Сергей Леонидович в белой высокой папахе и черной куртке с белыми генеральскими погонами. Резкие черты лица и такая же резкая характерная речь, на слова он не скупился…

Далеко не случайно многие, отдавая должное Корнилову, именно Маркова считали истинным вождем Белого движения.

Что было тому причиной? Его харизма, истовость, с которой он отдавался делу, его особое магическое обаяние? Одно можно сказать наверняка: доверие к Маркову со стороны единомышленников было исключительным. Один из выживших участников Ледяного похода впоследствии напишет: «Его можно было видеть повсюду – в боях, на самых важных участках, он был там и брал на себя руководство. Казалось, что не мы, а он, титан, схватился с врагом, а мы – только молчаливые зрители».

Генерал С. Л. Марков.

Его называли «шпагой Корнилова»

Марков относился к той редкой категории людей, которых уважали и ценили даже его противники. Вот и «красный граф» Алексей Толстой, а именно так называли писателя в эмиграции, в своем знаменитом романе «Хождение по мукам» обрисовал Сергея Леонидовича метко и ярко: «С биноклем на коне или с шашкой в наступающей цепи, командуя страшной игрой боя, он, должно быть, испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. Марков был храбр и хорошо знал те острые минуты боя, когда командиру для решающего хода нужно пошутить со смертью, выйдя впереди цепи с хлыстиком под секущий свинец». Такая оценка говорит о многом и дорогого стоит.

Сергей Леонидович Марков погиб в бою у станции Шаблиевка 25 июня 1918 года. Предпоследний снаряд отходящего бронепоезда красных разорвался рядом и смертельно ранил генерала. Перед смертью он попросил поднести находившуюся в доме икону Казанской Божией Матери и благословил ею Кубанский стрелковый полк. Буквально искромсанный осколками, Марков умирал тихо, без единого стона. Благословляя иконой рыдавших офицеров, он успел только сказать: «Умираю за вас, как вы за меня». Простые, строгие слова. Таким же простым и строгим было его отношение к смерти. Еще уходя на Русско-японскую войну, Марков писал своей матери: «Я смерти не боюсь, больше она мне любопытна, как нечто новое, неизведанное, и умереть за своим кровным делом – разве это не счастье, не радость?! Мне жаль тебя и только тебя, моя родная, родная бесценная мама».

Остановитесь на мгновение. Прочтите эти слова еще раз. Подумайте над ними. Это и есть та великая Россия, о потере которой мы скорбели в 90-х годах. Это тот самый легендарный русский характер, который после «Крымской весны» и событий на Юго-Востоке Украины начал возвращаться. Я в свое время в твиттере провел параллели, разумеется, условные, между Михаилом «Гиви» Толстых и генералом Марковым. Та же любовь к Родине, то же презрение к смерти, тот же самый порыв без перерыва. Даже та самая папаха. Это марковский дух и марковский стиль. Это русский дух, который никогда не суждено понять западному человеку.

Потрясенный гибелью близкого друга и соратника, генерал Деникин написал в своих «Очерках русской смуты»: «Над гробом реял черный с крестом флаг, мелькавший так часто в самых опасных местах боя. После отпевания я отошел в угол темного храма, подальше от людей, и отдался своему горю. Уходят, уходят один за другим, а путь еще такой длинный, такой тяжелый…»