ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции - Игорь Симбирцев Страница 7

В широком смысле этот террор, как кампания подавления и уничтожения без соблюдения судебно-следственных процедур лиц, зачисленных новой властью в контрреволюционеры, стартовал сразу с создания ВЧК в декабре 1917 года. Весь конец этого года по просторам России происходили стихийные расправы над чиновниками свергнутого романовского режима, чинами полиции, интеллигенцией, дворянами, офицерами, юнкерами.

Поэтому первой задачей ЧК было оседлать стихийный террор «революционеров снизу», перенять это дело от не уполномоченных на революционный террор бегущих массово с фронта солдат, матросов-анархистов и просто деклассированных элементов, то есть начать взамен стихийного «красного террора» разнородных масс централизованный террор государственной спецслужбы. Именно эту задачу от Ленина через главу ВЧК Дзержинского получили местные «чрезвычайки» на местах, стремительно разраставшиеся в первые месяцы 1918 года по всем российским губерниям и крупным уездам. С этого и начинался «красный террор» в большом его смысле. Все четыре всадника апокалипсиса сопровождали нашу русскую революцию после 1917 года: Война, Смерть, Голод и Мор. И рядом все годы Гражданской скакал и новоявленный всадник этого страшного эскадрона, «Красный террор», в чекистской кожаной тужурке и с маузером в руке – уже собственное изобретение большевистской революции.

Кстати, когда в советской литературе прославляли «чекистов в кожанках», предпочитали не упоминать такой пикантной детали. Эти первые пресловутые куртки из кожи чекистам в 1918 году впервые раздали в качестве спецобмундирования, найдя их на складе в Петрограде (это была военная помощь Антанты еще царской России – обмундирование для первых военных летчиков), в сугубо утилитарных целях – на коже не плодились вши, разносившие тогда страшные бациллы тифа. Это уже потом кожанки станут символом ЧК, их сделают культом, и о «вшивой» версии их появления, как и о подозрительности их происхождения из стана врагов революции, упоминать станет совсем неудобно.

В 1918 году вслед за чекистами ставшими модными и страшными символами власти кожанками спешили обзавестись многие партработники средней руки и даже главные вожди большевистской партии, лично Троцкий и Свердлов щеголяли в партийной коже. К 1920 году партия даже была вынуждена бросить клич о том, что кожанки нужно сдавать для нужд Красной армии на фронте, а не щеголять в них напоказ в тыловых учреждениях, и многие чекисты тоже расстались с привычной кожей. Хотя окончательно из чекистского обихода кожанки вытеснены только после окончания Гражданской войны, когда в новом ГПУ ввели единую форму военного типа. И чекистская кожанка отошла в историю, став символом первой ЧК ленинских времен.

Хотя это больше символ, ведь все поголовно чекисты в кожанки в обязательном порядке не обряжались. В кровавой романтике первых послереволюционных лет и Гражданской войны в ВЧК вообще не было обязательной формы, и ее сотрудники одевались очень разномастно, буквально кто во что горазд: в обычные полевые гимнастерки, в рабочие блузы, в матросские бушлаты, в крестьянские тулупы. Есть много сохранившихся кадров немой и черно-белой хроники приездов Троцкого на его бронепоезде на фронт, очевидно, за военным наркомом Советов ездил штатный оператор с кинокамерой, и практически на всех кадрах за «демоном революции» ходят группой чекисты, составлявшие его охрану и расстрельную команду при наведении Троцким порядков в красных штабах. И заметно, что эти одни и те же чекисты на разных кадрах хроники одеты вразнобой, далеко от единой униформы. У одного из этих деятелей, постоянно ходящих за машущим руками на немых кинокадрах Троцким, из-под фуражки на плечи спадает огромная грива длинных волос в стиле Битлов – позднее в сталинском НКВД или КГБ времен Андропова с такой прической уже не походишь. Где-то среди этих чекистов из бронепоезда наркома Троцкого должен быть и еще один очень нестандартный чекист Блюмкин, но разглядеть его знакомое по фотографиям лицо на этих кадрах мне не удалось.

Уже в начале 1918 года отделы ЧК на местах, особенно в Сибири и на юге России, возглавили этот первый террор, отобрав право на внесудебные расправы с «контрой» у неорганизованных и объятых революционной злобой толп. Стихийные убийства на улицах офицеров или студентов, да и вообще всех похожих на «бывших», понемногу прекратились, теперь внесудебным преследованием лиц, назначенных во враги революции, занялись чекисты. Хотя и в рядах самих сотрудников ЧК на местах в первый год советской власти было столько же вчерашних безыдейных погромщиков, обычных уголовников, анархистов, эсеров-террористов, садистов вообще безо всякой политической платформы. Чисткой кадров, прежде всего в партийном смысле, занялись позднее, а в первые месяцы 1918 года была одна задача – оседлать стихию террора за счет созданных на местах филиалов ВЧК, перевести бойню в русло борьбы официальной спецслужбы с контрреволюцией.

Здесь проявлялась та же ленинская тенденция 1918 года, характерная для всех сторон жизни новой власти большевиков. К этому моменту Ленин и его ближайшее окружение поняли, что стихия революции идет своим ходом, не считаясь с их планами и сценариями из «Апрельских тезисов» или «Государства и революции». Они плыли в волне этой стихии и пытались за счет своего нового государственного аппарата и своей партии просто оседлать ее, начать управлять ею, развернуть в свое русло или как-то приспособить к ней свою теорию. И так было везде – в селах со стихийными погромами поместий, в городах с перебоями в поставках продуктов, в создаваемой Красной армии с анархией бегущих с фронта солдатских толп, с разложившимся флотом, с шарахающейся из края в край внешней политикой. И перевод погромного стихийного «террора против контры» в ведение ВЧК, которую уже тогда назвали «вооруженным отрядом партии», – один из фрагментов этой программы Ленина по удержанию своей партии на спине взбесившегося жеребца, который представляла в 1918 году бурлящая революцией Россия.

В самой столице Советской России, которой тогда еще являлся Петроград, и до объявленного в сентябре 1918 года регулярного «красного террора» Петроградская ЧК сумела быстро занять назначенное ей положение и возглавить революционный террор. Взамен суда Линча над людьми в офицерской форме на улицах начались ночные аресты, допросы, пытки и расстрелы в подвалах ЧК, заработала репрессивная машина первой советской спецслужбы. Назначенный в марте 1918 года начальником столичной ЧК в Петрограде Моисей Урицкий в этот год руководил репрессиями против нежелательных для советской власти лиц в столице, еще не зная, что именно его убийство в сентябре 1918 года станет для этой власти поводом к объявлению официального «красного террора».

Поначалу от части явно беззаконных и кровавых акций «революционного суда» органы ЧК еще пытались открещиваться, благо тогда еще многое можно было списать на самосуд толпы и революционную неразбериху. Когда солдаты без суда убили бывшего царского премьер-министра старика Горемыкина или начальника Генштаба при царе генерала Янушкевича. Когда конвоиры в Петропавловской крепости расправились с бывшим царским премьером и другом Распутина – Борисом Штюрмером. Когда взбаламученные красной пропагандой солдаты поднимают на штыки генерала Духонина или без особых причин расстреливают на вокзале отказавшегося признать Советы атамана Терского казачества Караулова. Когда в больнице ворвавшиеся туда матросы расправились с лидером кадетов Шингаревым – от этого органы ЧК дистанцировались, и поначалу даже ленинское правительство осудило эти акты самосуда, хотя жуткий эвфемизм «Отправить в ставку Духонина» как символ скорого расстрела ЧК затем и для себя приватизирует.