Крейсер-призрак НК-33. Боевые операции немецкого ВМФ в Индийском океане. 1939-1941 - Йохан Бреннеке Страница 7

Кюстер доложил о ходе подготовки команды. Крюдер выслушал его очень внимательно, затем сделал несколько шагов по каюте, обдумывая доклад, потом остановился и обернулся к Кюстеру:

— Очень хорошо, Кюстер, а теперь послушайте меня. Я хочу, чтобы мои офицеры успевали везде и принимали участие во всем, не чураясь никакой работы. Вы должны знать и уметь все лучше, чем любой матрос на борту. Я хочу, чтобы ваше право быть офицерами никогда и ни при каких условиях не подвергалось сомнению. Я не признаю грубости и развязности в разговоре и не потерплю их на моем корабле. И еще одно: я требую от всех чистоты и аккуратности, даже если мы месяцами находимся в море — и особенно в этом случае. Это должны понимать все мои офицеры. Учите людей не словами, а собственным примером. И запомните: куда проще продемонстрировать людям, как умереть, чем постоянно показывать им, как выжить в любых ситуациях. — Капитан сделал паузу и внимательно посмотрел на Кюстера, словно стараясь понять, какое впечатление на него произвели эти слова. — Еще я хотел бы вам сказать следующее, — помедлив, продолжил он. — Судовая команда — это семья, независимо от того, хотим мы этого или нет. Так вот, я хочу, чтобы моя семья была счастливой. Поэтому я ожидаю от своих офицеров, что они будут внимательно относиться к своим людям и во время вахты, и в свободное время. Следует проявлять внимание, но не надоедать им! Мои офицеры должны знать всех и каждого, понимать и ценить людей. Нужно выяснить, кем они были в мирное время, есть ли у них семьи, дети, в общем, все, что может их тревожить. — Немного подумав, он повысил голос и добавил: — Офицер должен завоевать своих подчиненных. Если он это сделает, у него уже не будет повода волноваться о дисциплине, он получит то, о чем можно только мечтать, — подчинение не из-под палки, а свободное, осознанное.

Отпустив Кюстера, капитан, как успел заметить молодой офицер, тотчас вернулся к работе. Он был занят изучением силуэтов судов торгового флота разных стран мира. Вместе с Уорнингом, ветераном семи морей, он часто занимался этим далеко за полночь. Это была долгая и скучная работа, но она должна была принести плоды позже, как для маскировки собственного судна, так и при быстром распознавании вражеского.

На обратном пути Кюстер обдумывал то, что услышал от капитана. Он сам проходил обучение на парусных судах и точно знал, что это тяжелый хлеб. Позднее он служил офицером-преподавателем кадет и старшин и довольно много знал о взаимоотношениях между офицерами и рядовым составом. Слова капитана невозможно было найти ни в одном учебнике по морскому делу, они стали результатом богатого практического опыта командования матросами, сплавленного с особенностями характера капитана Крюдера.

Те члены команды «Кандельфельса», которые остались на корабле 33, сожалели о старом капитане и ожидали появления нового с некоторым недоверием. Старый моряк — человек устоявшихся привычек и зачастую не ждет от нового ничего хорошего. Но капитан Крюдер, когда команда в конце концов встретилась с ним, не укладывался в привычные рамки. Он оказался во всех отношениях хорошим человеком, и команда быстро признала его достойным занять в их душах место Старика.

Нельзя было не заметить, что это человек очень высокий, намного выше среднего роста. Он был всегда аккуратно одет и двигался с грацией атлета. С момента своего появления на борту он не упускал из виду ни одной мелочи и, казалось, был един во многих лицах, успевая везде лично. Он познакомился с каждым офицером и членом команды. Крюдер был приверженцем строгой дисциплины, но чутким и понимающим. С матросами он разговаривал как с равными себе людьми, а не с низшими существами, как это свойственно некоторым капитанам. Кроме наград, полученных в военное время, он носил золотую спортивную медаль, и ни один человек не сомневался: она досталась ему отнюдь не легко, как человеку, не посвящающего все свое время спорту.

Это был первый признак, вызвавший уважение, но далеко не последний. Довольно скоро члены команды пришли к единодушному выводу: подходящий мужик. Крюдер сам сделал то, что требовал от Кюстера и других офицеров: он завоевал своих подчиненных.

Слух, так или иначе просочившийся до нижней палубы, гласил: торговое судно «Кандельфельс», теперь корабль 33, после переоборудования должно было стать вспомогательным крейсером. «Вспомогательный крейсер!» Эти два слова дорогого стоили! Они были окутаны аурой легендарного героизма и захватывающих приключений в открытом море. Когда матросы, группа за группой возвращавшиеся на судно после окончания обучения, узнавали потрясающую новость, они начинали взирать на «старую лоханку» новыми глазами и с глубоким уважением. Осознав свою значимость, люди включались в работу с большим энтузиазмом.

Крюдер неизменно предупреждал офицеров и матросов о необходимости соблюдения строжайшей секретности.

— Никто не должен произносить ни слова о судне. Никто не должен произносить ни слова о том, на что оно похоже. И уж тем более никто не имеет права обронить ни единого намека о том, какая судну предстоит работа. Однажды придет время выхода в море, и если вы, сложив два и два, догадаетесь об этом по осуществляемым приготовлениям, даже ваши близкие ни о чем не должны знать.

Людям всегда непросто держать язык за зубами, но приказы не обсуждаются, и, кроме того, моряки хорошо понимали, что болтовня может поставить под угрозу все предприятие и стоить им жизни. Так же, как и лейтенант Кюстер, им приходилось криво ухмыляться и терпеть, когда их товарищи, занятые в других, «более героических» делах, посмеивались над новоявленными «строителями береговых укреплений».

Недели сливались в долгие месяцы, но металлический корпус «Кандельфельса» все еще спокойно и вполне мирно возвышался над причалами бухты Готен, словно судно просто-напросто ожидало погрузки в Калькутте, Гамбурге или Бремене. Внешне изменилось только одно: члены его команды теперь были военными людьми. Зато внутри изменилось очень многое. По правому и левому борту теперь были установлены орудия, но они были превосходно замаскированы. Снаружи никак нельзя было заметить экраны, которые падали в течение нескольких секунд, позволяя орудиям открыть огонь. Даже человек, видя предполагаемый рейдер, мог сколько угодно рассматривать «Кандельфельс» с берега, так и не найдя ни единого намека, подтверждающего его подозрения. Снаружи корабль 33 оставался прежним «Кандельфельсом», мирным торговым судном и ничем более, а на борт не допускался никто, кроме членов команды и людей, облеченных особым доверием.

Время от времени на причал подъезжали железнодорожные вагоны, краны брали из них ящики, поднимали высоко в воздух, проносили по большой дуге и опускали в трюм «Кандельфельса». Все ящики имели номер и маркировку военно-морского арсенала, но по их размеру и форме определить содержимое было невозможно. Ни железнодорожники, ни докеры, ни крановщики не могли предположить, что в них находятся боеприпасы разного калибра.

Однажды утром бухта, в которой корабль 33 уже стал привычной частью пейзажа, оказалась пустой. А через несколько дней он пришвартовался к другому причалу. Команда получила увольнительные на берег, но ни родители моряков, ни их жены, ни даже любимые девушки так и не узнали, что на Балтике были проведены стрельбы, и, между прочим, с прекрасными результатами.