Волки и волчицы - Андрей Ветер Страница 7

— Как же так? Что же будет со мной?

— Я же сказал, что тебе всё равно предстояло погибнуть при покушении на императора, а это уже завтра, не так ли? Так что в твоей судьбе ничто не изменилось, у тебя теперь другие дела. А мне нужно поспешить занять твоё тело, пока оно не остыло. Оно крепкое, закалённое, очень удобное для меня. Я долго поджидал такого случая. И я рад, что тебя отравили. Ведь если завтра тебе отрубили бы голову, я не мог бы поселиться в твоём теле, а это такой удобный кров.

— Но ты говоришь, что я умер! Как же ты сможешь…

— Я знаю, что делать и как себя вести. Я давно занимаюсь этим… — незнакомец придвинулся к голове почти замершей фигуры патриция, и тут что-то произошло.

Полупрозрачный человек изогнулся, сделавшись похожим не то на поток выплеснутой из чаши воды, не то на клубы дыма, завихрившиеся на ветру. Эта странная субстанция, только что имевшая контуры человека, внезапно ударила, как гибкая молния, в голову неподвижного человека. Запачканное блевотиной тело, распластанное на мраморном полу, снова зашевелилось; болезненные спазмы вновь охватили его, к нему вернулась чувствительность, значит, возвратилась жизнь.

Возле Валерия, который не понимал, кем ему теперь считать себя, раз он умер — сознание отказывалось принимать это — и уже не мог называться человеком, возникли неясные тени, подхватили его под руки и повлекли куда-то вверх. Он не ощущал их прикосновений, он был весь словно в мягком тёмном коконе, заменявшем ему и ложе и покрывало. При этом он видел, что ложем ему служили ладони таинственных существ, легко уносившие его в неизвестность. Их очертания невозможно было описать; они видоизменялись ежесекундно, то делались отвратительными и пробуждали ужас, то вдруг начинали излучать теплоту и внушать надежду.

Внизу различались дома и дворцы Рима, мчавшиеся, как если бы они стояли на гигантском ковре, а невидимые руки стремительно утягивали этот ковёр прочь. Улицы проносились быстро, но Валерий без труда успевал разглядывать всё, на чём останавливался взгляд. Всматриваясь в знакомые переулки, он с удивлением отметил, что мог запросто видеть сквозь стены домов и различать всё, что происходило внутри. Особенно ясно он видел те комнаты, где в это мгновение люди совокуплялись. Он будто прилипал глазами к их вспотевшим от напряжения телам, чувствовал запах ароматных масел, заглядывал в лица одновременно мужчине и женщине и в то же время находился у них прямо между ног, ощупывая каждую пору их возбуждённых органов. Одним взглядом ему удавалось ухватить и смятые простыни на постелях, и фрески на стенах. Под потолками висели вниз головами десятки человеческих форм, сгрудившись, как виноградные гроздья. Точнее сказать, то не были люди, а некие заготовки людей — округлые, полупрозрачные, тягучие, а не крепкие, как человеческая плоть. Они напоминали разогретый воск, в который кто-то вставил трубочку и надувал его пузырями. Эти таинственные формы, подсвеченные изнутри, ждали чего-то. Было видно, как после неподвижности они вдруг шевельнулись, сделавшись похожими на морские водоросли под властным движением волны, и одна из форм скользнула вниз, вытянувшись гибкой струёй, и плавно влилась в разгорячённое лоно женщины.

Полёт становился выше и выше. Иногда в глаза (или не в глаза — он ведь не представлял, чем теперь смотрел, покинув тело Валерия Фронтона) ударял яркий свет, но за этим ничего не следовало. Однако внезапно он увидел пиршественный зал, себя самого на лежанке, Антонию под собой. В следующее мгновение перед ним возник окровавленный Маркус Юний и наклонившийся над ним Теций. Но облик Теция изменился в доли секунды и сделался Валерием Фронтоном. Затем он вновь увидел себя, но уже на мягких подушках. Перед ним лежал на мозаичном полу в луже крови раб с вывернутыми и безжизненными руками. Мозаика шевелилась, яркие узоры выпирали из пола, как на стеблях, видоизменялись, превращались в диковинные цветы, и всасывали в себя корнями разлитую на полу кровь. Вслед за этим он увидел себя на прогулке. Он мирно беседовал с кем-то. Казалось, не было ничего важного в этом разговоре, но вдруг одно из брошенных Валерием слов прожгло воздух, расползлось кислотной пеной, упало на дорогу и вскипело фонтаном на плотно пригнанных друг к другу камнях. Из фонтана выступил человек — слово породило человека, одетого в тяжёлые доспехи. При жизни Валерий Фронтон никогда не встречал таких доспехов — руки, ноги, грудь и голова были полностью покрыты металлическим панцирем, а лицо скрывалось за мощным забралом с узкой прорезью для глаз. Несмотря на спрятанное под забралом лицо, Валерий узнал себя. Даже не столько узнал, сколько ощутил, что это он сам.

— Будьте готовы к сражению, сэр рыцарь, — услышал он хор голосов и вой медных труб.

За спиной рыцаря сменились одна за другой похожие на многоцветные тени картины и, вытянувшись в конце концов в прямую полосу, они превратились в тонкую нить и оплели ноги рыцаря. Валерий понял, что это была одна из нитей прожитой жизни. Возле этой нити бежала другая, и в ней он безошибочно узнал ту жизнь, которую должен был прожить, но обошёл её стороной. Это было его будущее, но оно лежало перед ним в прошлом.

Ему сделалось страшно. Кто-то погладил его по голове, словно успокаивая провинившегося малыша. И страх исчез. Со всех сторон на него струилось, как тёплый ветер, чувство грусти.

— Я хочу, чтобы теперь мы прошли с тобой вот этим путём, — раздался голос прямо в его голове.

— Сперва я хотел бы выспаться, — ответил он.

— Спят только люди, мой друг, нам же с тобой предстоит сейчас выбрать правила будущей игры, — голос растёкся вширь и в одно мгновение принял формы деревьев, словно вылепившихся из бесцветного пространства, одновременно с деревьями повсюду вспухли холмы, вытянулась наезженная пыльная дорога, заблестели далёкие шпили какого-то замка. — Я думаю, будет интересней, если мы с тобой наметим сразу целую череду игр. Сотня-другая персонажей, которых ты сможешь сыграть, меня бы вполне устроила для начала…

Голос растаял, осыпавшись в пространстве миллиардами снежных искр.

Повсюду лежал снег; по его белой поверхности, освещённой лунным лучом, скользила ночь…

* * *

Влившись в тело Валерия Фронтона, Нарушитель сразу ощутил знакомую тесноту своей новой оболочки. Находясь по ту сторону в ожидании удобного случая, он уже успел отвыкнуть, как ощущается человеческая масса — кости, хрящи, сухожилия, мышцы. Теперь он почти с удивлением вслушивался в то, как напрягались мускулы, натягивая волокна тканей, как шумно скользила по паутине сосудов кровь, как вздулись эластичные лёгкие и, глотнув воздуха, хлопнули, словно парус на ветру.

Он вслушивался и не переставал удивляться. Каждый раз, когда Нарушитель проникал в чьё-нибудь тело, он с упоением внимал звукам этой жизни. Ему нравилась эта жизнь во всех её противоречивых проявлениях — холод, зной, дождь, засуха, обжорство, голод. Ему доставляло огромное удовольствие наблюдать за отношениями людей, за их упорным непониманием друг друга, из которого завязывались миллионы сложнейших узлов вражды и противостояния…

Когда-то он был допущен в Тайную Коллегию Жрецов, о существовании которой знал очень узкий круг избранных людей. Это было так давно, что люди успели утратить всякую память о том времени.