Павел Дыбенко. Пуля в затылок в конце коридора - Владимир Шигин Страница 7

Из допроса 15 мая 1938 года:

"Дыбенко: Целью всех стремлений Александры Коллонтай было тайно уехать и остаться навсегда за границей. В 1922 году Коллонтай была назначена полпредом в Норвегию. Перед отъездом она приехала в Одессу, где я в то время командовал 51-й дивизией, и прожила у меня месяц. В разговорах со мной она говорила. Что постарается, используя свое положение полпреда СССР, устроиться за границей так, что в случае если ее будут отзывать на постоянную работу в СССР, не возвращаться. А остаться за границей навсегда. При этом Коллонтай обычно добавляла: «Мне бы только тебя вытянуть за границу и все будет в порядке». Уезжая в Норвегию, Коллонтай взяла с собой в качестве сотрудника полпредства вторую жену своего бывшего мужа — генерала Коллонтай — Марию Игнатьевну Коллонтай, которая в 1923 году вышла замуж за какого-то норвежца в Осло. Затем Коллонтай добилась и перевода в Германию своего сына с семьей, работавшего в Германии в одной из немецких фирм. В 1923 году по ходатайству Коллонтай и моему, я получил разрешение и так же выехал в Норвегию к Коллонтай.

Следователь: Какова была цель Вашей поездки за границу?

Дыбенко: Моя поездка внешне была оформлена как отпуск для встречи с женой. В действительности же я имел цель выяснить возможность устройства на работу в торгпредстве или полпредстве в Норвегии с тем, чтобы впоследствии не возвращаться в Советский Союз. Основные причины к этому были те, что я боялся раскрытия меня рано или поздно, как немецкого шпиона. Кроме того, несмотря на то, что я знал о сожжении матросами жандармского отделения в Гельсингфорсе и убийстве вербовавшего меня офицера Ланге, я опасался, как бы, не всплыла моя роль в прошлом, как провокатора. По приезде в Осло Коллонтай со мной неоднократно разговаривала, что она была бы счастлива, если бы мне удалось перевестись за границу на работу военного атташе или в торгпредство. Мы договорились, что она поставит вопрос Наркоминдела о включении в штаты советского посольства в Норвегии должности морского атташе, с тем, чтобы затем ходатайствовать о моем назначении на эту работу. И при встречах в Норвегии и до этого еще в СССР Коллонтай в разговорах со мной высказывала открыто антисоветские взгляды. Она клеветнически отзывалась о положении в СССР и всегда восхищалась Норвегией, утверждая, что это самая демократическая страна в мире, которую она любит, как настоящую родину. Она утверждала, что советский режим в Норвегии никогда не привьется и компартия там успеха иметь не будет. Коллонтай подчеркивала, что так мыслит не только она, но и ее «друзья» в Скандинавии.

Следователь: Какие антисоветские зарубежные связи Коллонтай Вам известны?

Дыбенко: Мне известно от Коллонтай, что она была в большой дружбе с лидером «рабочей партии» Норвегии Траммелем, который в том же 1923 году вместе со своей партией вышел из Коминтерна. В очень близких отношениях она была так же с руководителем компартии Швеции Хеглундом, впоследствии вышедшим из компартии и бывшим коммунистом, впоследствии руководителем троцкистской организации в Норвегии Олафом Шефло. Хотя недостаточно ясно, однако уже и тогда в 1923 году Коллонтай говорила мне о том. Что Траммель, Хеглунд и Шефло недовольны политикой Коминтерна и ЦК ВКП (б) и готовят раскол в компартиях Норвегии и Швеции и выход из Коминтерна".

На следующем Дыбенко опять, по собственной инициативе, начинает разговор об А.М. Коллонтай: "В апреле 1923 года я возвратился в Советский Союз и разошелся с Коллонтай, т. к. в это время я собирался жениться на Валентине Александровне Стефилевский. Это не послужило причиной того, что на время отпал вопрос о возможности моей поездки на работу за границу и невозвращения в Советский Союз. Однако мысли об отъезде за границу не оставляли меня и позже. В 1925 году я обратился к Фрунзе с ходатайством о посылке меня военным атташе за границу, или на работу в одно из торгпредств по военным заказам. Фрунзе мне в этом отказал. В более поздний период при встречах с Коллонтай я вновь ставил вопрос о моем отъезде заграницу. Этот вопрос я с ней обсуждал неоднократно. Однако бежать за границу, и тем более остаться без средств к существованию, я не хотел. Поехать на официальную работу заграницу мне не удавалось. Кроме того, уже в 1931 году мне немецкая разведка предложила, как своему агенту, оставаться в СССР для проведения шпионской и подрывной деятельности. Об этом мне так же прямо заявил при встрече в Москве еще в 1926 году немецкий генерал Кюльман, с которым я был связан.

Александра Коллонтай (в центре) и Павел Дыбенко (второй справа) с первой делегацией в Швеции..

Следователь: Расскажите о встречах с Коллонтай после приезда из Норвегии. Дыбенко: С Коллонтай, как мы разошлись, было несколько встреч. В том же 1923 году осенью она приезжала специально для того, чтобы выяснить окончательно ли я с нею разошелся. Затем в 1925 или в 1926 году она приезжала по своим делам в Москву в Наркоминдел и я с ней встречался в доме Наркоминдела на Спиридоньевке. Во время этой встречи Коллонтай, как и раньше, была резко антисоветски настроена. Она говорила о своем неверии в возможность построения социализма в СССР, о своей дружбе с социал-демократами и сторонниками Троцкого за границей. В конце этой беседы Коллонтай заявила, что она виделась со Шляпниковым и что этот человек на сегодня является и физическим, и политическим трупом. Кроме того, сейчас она окончательно убедилась, что старые отношения со мной восстановлены не будут и что, следовательно, теперь ее с Советским Союзом ничего не связывает. Коллонтай сказала: «Все мои симпатии лежат за пределами советских границ и если станет вопрос об отзыве моем в Советский Союз, я твердо решила сюда не возвращаться, тем более, что мне удалось вывезти всю свою семью в Норвегию». Должен отметить, что при этой встрече Коллонтай, зная, что я работаю начальником артиллерийского управления РККА, подробно расспрашивала меня о состоянии вооружения РККА и перспективах закупок и заказов за границей…Кажется в 1928 году Коллонтай приезжала в СССР для сопровождения Аммануллы Хана (падишаха Афганистана — В.Ш.), однако, встретиться с ней мне не удалось. Вновь встретился я с Коллонтай в 1929 году, когда она приехала в Москву… При встрече она, по-прежнему, высказывала свои антисоветские взгляды, выражая свое возмущение начавшейся коллективизацией и называя фантазией планы индустриализации. Я рассказал тогда Коллонтай о моих правых взглядах и о том, что такие же взгляды разделяет вместе со мной группа крупных военных и что мы твердо решили бороться за наши взгляды. Коллонтай заявила, что мы совершенно правы, что «с политикой Сталина надо бороться» и что «Россия должна учиться у Запада, а не пытаться строить социализм». Тут же она мне рассказала, что продолжает поддерживать связь с бывшим секретарем шведской компартии Хеглундом и с Шефло в Норвегии. Она доказывала мне, что «лучшие люди» разочаровываются в коммунизме и уходят из Коминтерна… Коллонтай с возмущением говорила о высылке Троцкого из СССР и рассказала, что будет принимать все меры, чтобы Троцкий получил пристанище в «свободной» Норвегии.

В 1931 году, когда я находился на учебе в германской военной академии, я списался с Коллонтай. Просил ее приехать для встречи со мной в Германию. Я хотел осуществить свое намерение не возвратиться в СССР, но немецкое командование не разрешило этого сделать. Узнал от немецкого офицера Шпальке. Я думал договориться с Коллонтай о ее содействии мне в этом. Я был убежден, что Коллонтай продолжает сотрудничать с немцами. Я считал, что она сможет помочь мне, воздействует на немцев и устроит меня за границей. Однако Коллонтай в Германию не приехала. Одним из моментов помешавших ее приезду было то, что я в Берлине находился со своей второй женой Валентиной Александровной Стефилевской.