Обитель страха - Дмитрий Леонтьев Страница 7

– А скажи-ка мне, любезный, много ли народу здесь на данный день обитает?

– Много, батюшка! Ох, много! Монахов-то всего двенадцать, да работников трое. А вот приезжих почти две дюжины. И дороги-то занесло, а они, как белки, все одно через сугробы скачут и скачут… Игумен их уж и в гостинице расселил, и в домах трудников. Так пойдет, скоро, глядишь, новые срубы ставить придется. Вас вот сюда определили…

– Стало быть, для меня исключение сделали?

– Истинно говоришь, батюшка! Исключение. Все переполнено, хоть в бане сели…

– Понятно. И чем же ваш монастырь так знаменит?

– Ничем мы, грешные, не славны,- замахал он руками.- Наоборот, не только от славы, но и от мира бежим. Это мир нас нагоняет, за полы цепляется… Люди по-разному к Богу идут. В миру – тяжелей, а мы, грешные да немощные, сюда спасаться бежали. Сил-то мало… Прогуляться не хотите? Погода выдалась расчудесная. Всю неделю така стоять будет – я в погодах разбираться мастак… У меня и тятя и дед охотниками были – без понимания погод нам никак нельзя…

– Что ж ты сюда подался, а не на промысел?

– Повезло… Ну так как, идем?

Сумку с посылкой я в этом, мягко говоря «непредсказуемом», месте оставлять не рискнул и, повесив ее на плечо, последовал за Ванечкой.

Насчет погоды блаженный не обманул: погода и впрямь стояла отменная. Небо здесь было удивительное. Я раньше никогда такого не видел. Низкое, оно словно касалось верхушек чахлых сосен, но при этом было какое-то нежно-голубое, «озаренное», что ли…

При солнечном свете и сама обитель выглядела куда веселее. Золотились мягким светом сосновые срубы, играли блики на боках медных, начищенных до блеска колоколов, а уж как горели маковки позолоченных куполов!..

– Ну… ничего,- вынужден был признать я.- Наверное, и здесь жить можно… Только скучно здесь, наверное?

– Скучно! Ой, скучно! – покосился он на меня хитрым глазом.- Измаялись просто… Уж и чем занять себя не знаем. Все перепробовали… А вот и еще одна! Ну-ка постой, матушка! – неожиданно прыгнул он к какой-то проходившей мимо крестьянке, тоже закутанной в черное с головы до пят.- Ты вдовица, небось?!

– Нет,- удивленно откликнулась та.

– Тогда почто точно плакальщица вырядилась?!

– Так в церковь иду…

– Ты кого там хоронить собралась?! Ась?! Что молчишь? Отвечай! Уж не Воскресшего и Пасхального, часом?!

– Я помолиться…

– Так Богу не молятся! Так ему докучают!

– Я думала…

– Врешь, матушка,- не думала! Если б думала, то мироносицу бы из себя не изображала! Как собор называется?

– Известно как,- опешила окончательно сбитая с толку женщина.- Преображенский…

– Вот и преображайся! Со скорбной миной в гости к соседке ходить будешь, а дом Божий лицо видеть хочет, а не гримасу! Уразумела? Нечего Богу рожи корчить! Будет скорбь – лицо и без твоих потуг нужную форму примет. Здесь Бога славят, а не слезами омывают!.. Видишь как, батюшка? – вернулся он ко мне.- Со скуки все… Ты уж прости нас, бездельников…

– Да уж работать побольше бы вам не помешало,- согласился я.- На что вы здесь живете?

– А что Бог пошлет, на то и живем.

– Работать-то не пробовали? Свиноферму бы развели какую, гусей-овец всяких…

– Ленивы да немощны,- вздохнул он.- Уж пытались нас, тунеядцев, к делу пристроить, пытались, а все не в прок… И Петр, государь покойный, и Екатерина, царствие ей небесное, и кто только силу такую бездельную к труду приобщить не пытался… Сейчас вот нова власть о том же думку имеет…

– При правильном подходе даже здесь можно успешным ведением дел благополучия добиться,- снизошел я до совета.- Главное – не лениться…

– Спасибо за совет,- поклонился он в пояс.- Спаси Господи!

Ну как с таким разговаривать? Монастырь мы осмотрели быстро: да и много ли тут было осматривать? Внутрь храма Ванечка меня не пригласил, да мне это было и неинтересно. А снаружи все, виденное мной, можно описать в двух словах: бедненько, но чистенько. А вот за монастырской оградой, среди скучающих прихожан, заметил я нечто, весьма даже меня заинтересовавшее…

Ванечка перехватил мой взгляд.

– Был у моего тяти компас немецкий,- сказал он.- Как ни вынешь, стрелка всегда на север стоит…

– А вас, любезнейший, никогда не учили, что совать свой нос в чужие дела – нехорошо? – холодно спросил я.- У каждого человека есть свое «личное пространство», и посторонним нарушать его не следует. А если вам невозможно жить без этих ваших… поучений, то это – ваше дело, сэр!

– Да снизойдет солнце во гневе вашем! – согнулся он в поклоне.- Просто девица эта чудо как притягательна, вот я молодость и вспомнил…

– Что, доводилось погулять в молодости? – понимающе усмехнулся я.

– Да не в этом дело… У тяти моего покойного охотничий пес – дюже знатный кобелек был. И добытчик, и охранник, и охотник… А уж до женского полу охоч – за уши не оттащишь! Ни одной лайки не пропускал… Да что там «лайки»?! На любую пробегавшую мимо дворняжку взгромоздиться норовил… Вот уж я ему тогда обзавидовался! Нам бы так, да?..

– Уйди, дурак! – не выдержал я.

Юродивый, с поклонами и извинениями попятился, а я, раздраженный, пошел вперед. Девица и впрямь была хороша – совершенно в моем вкусе, но из-за сравнения этого дурака весь охотничий азарт пропал. Надо же было человека с собакой сравнить… Нет, все же русские – совершенно невоспитанная нация…

– Батюшка! Голубчик! Погодите! – услышал я за спиной.

Вчерашний монах, настоятель монастыря, торопливо ковылял ко мне, пробираясь по извилистым тропкам между сугробами. Неохотно я остановился. Тесное общение с этими малопонятными людьми в мои планы не входило. Моя задача была проста: дождаться связника и под охраной доставить посылку известному вам лицу. Для этого мне требовалось всего лишь провести здесь два-три дня, после чего я с радостью покинул бы это захолустье. Но пока связник не прибыл, волей-неволей я был вынужден общаться с хозяевами этого… места.

Вздохнув, я как можно приветливее поздоровался с запыхавшимся настоятелем:

– Доброе утро.

– Староват я стал для утренних пробежек,- извиняясь, улыбнулся он, опираясь на предложенную мной руку.- Годочков бы двадцать сбросить… Да жалко: уж больно хорошие это были годы… Вы, никак, обиделись на Ванечку нашего? Простите его, голубчик. Он ведь очень хорошо к вам относится.

– Я заметил,- буркнул я.

– Вряд ли… Вы же его не знаете. Он ведь говорит только с теми, кто его услышать способен. Вы вроде как о собаках разговаривали?

– Угу… Судя по его сравнениям, животные для него уж явно не братья наши меньшие…

– Конечно не братья,- удивился не понявший моего сарказма монах.- Помилуйте, Джеймс, ну какой же для меня брат ежик или хомячок? У меня люди братья. Я очень люблю природу, но самоунижаться до них не стану, это противно пониманию того, что мы созданы по образу и подобию Божьему. Человек – царь природы, он и заботиться о ней должен как милосердный и разумный властелин: с добротой и мудростью.