Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - Джайлз Макдоно Страница 69

На очередных больших маневрах король Саксонии оценил способности Вильгельма: «Командующий из него никакой. Ему следовало бы взять пример со своего деда и слушаться советов экспертов. Фридриха Великого из него не выйдет». Вальдерзее продолжал свои наблюдения за молодым кайзером теперь с почтительного расстояния. Он отметил, в частности, приверженность Вильгельма принципу «воля короля — высший закон», а также совместные с Эйленбургом посещения спиритических сеансов. В связи с последним увлечением кайзера у него возникли ассоциации с другой парой из прусской истории — Фридрихом Вильгельмом II и генералом Бишоффсвердером. Вальдерзее упомянул в своем дневнике о разговоре, который у него состоялся с журналистом Арендтом из «Дейче вохенблатт»: газетчик сообщил ему, что «открыто обсуждается вопрос в частности, в медицинской среде: не повлияли ли его (Вильгельма) ушные болезни на мозг?».

Очередную речь кайзер произнес в Эрфурте накануне открытия в городе конгресса социалистов. Реакцией было всеобщее недоумение. Кайзер говорил с намеком на Бисмарка: «Я не потерплю никого, кто захотел бы встать вровень со мной. Кто против меня, будет раздавлен». Не лучше был и юмор Вильгельма — его любимая серия анекдотов про тещу, достаточно непристойная, не всем пришлась по душе. Одним из слушателей был морской офицер Мюллер (с 1896 года — адъютант принца Генриха). Мюллер был выходцем из среднего сословия, белой вороной среди искушенных представителей дворцовой знати, и его оценка личных качеств монарха несла на себе отпечаток некоторой наивности, характерной для мещанской среды. Он сокрушался о том, что кайзер «не исполняет свой долг» — «иначе он посвящал бы больше своего свободного времени серьезным, профессиональным занятиям. Кайзер хочет казаться простым рубахой-парнем, но на самом деле он тщеславен и неуправляем; в нем нет внутреннего трепета перед Господом, нет и настоящей мужественности; будем надеяться, что все это придет со временем». Мюллера удивляло пристрастие Вильгельма к обсуждению мелких технических деталей корабельного дела. Впрочем, он отметил, что кайзер в дороге всегда много читал, причем очень быстро и внимательно, отчеркивая карандашом привлекшие его внимание отрывки.

Младший Мольтке стал одним из адъютантов кайзера. 7 ноября он сопровождал Вильгельма на встречу с Каприви. По воспоминаниям Мольтке, кайзер, оказавшись в бывшем кабинете Бисмарка, почувствовал ностальгию: «…когда мы ехали обратно, он с большой откровенностью рассказывал мне, какую печаль и горечь вызывают у него воспоминания об общении с ним (Бисмарком) и его черная неблагодарность. Мне стало так жаль его — не многим известно, насколько глубоко его затронул разрыв с Бисмарком и как тяжело он его до сих пор переживает».

В декабре Вильгельм посетил Эльзас-Лотарингию. В Генсбурге для него была построена новая резиденция. Предметом обсуждения с вице-королем провинции Гогенлоэ вновь стал Бисмарк. Вильгельм повторял, что тот сам во всем виноват и он, кайзер, не может сделать первым шаг к примирению — это поставило бы в ложное положение Каприви. И не только в этом дело: возможность реабилитации Бисмарка плохо повлияла бы на австрийцев — вплоть до того, что они могли бы выйти из Тройственного союза, которого, правда, по сути, еще и нет, но тем не менее… В остальном встреча проходила в непринужденной обстановке. Хелиус музицировал, Вильгельм выразил желание поохотиться. Каприви был возведен в графское достоинство — за заслуги в деле заключения торговых договоров с Австро-Венгрией, Италией и Бельгией. Договор с Россией, который вызвал такое недовольство аграриев из Восточной Пруссии и их сторонников, оставался на повестке дня.

Месяцем позже Вильгельм в разговоре с Вальдерзее уже заявил, что Каприви действует ему на нервы: «Я начал испытывать ощущение, что с либеральной эрой пора кончать». Кайзер поделился с канцлером своими планами создания «Соединенных Штатов Европы», которые стали бы экономически независимыми от США. «Это представляется мне попыткой добиться вечного мира, но это возможно, наверное, только в раю». Каприви отказался от проводимой Бисмарком политики протекционизма в пользу создания таможенного союза в Центральной Европе. Отсюда и пошли, собственно, высказывания Вильгельма насчет общеевропейского рынка, которые он регулярно повторял. Несмотря на засвидетельствованное Вальдерзее охлаждение кайзера к идее «либеральной империи», она получила дальнейшее развитие. Вильгельм выразил сомнение в необходимости двухлетнего срока воинской службы и наложил вето на планы увеличения армии.

Кайзер выдвинул план развития империи, состоящий из восьми пунктов. Он считал необходимым свести на нет влияние социал-демократов путем улучшения положения рабочих (предполагалось претворить этот пункт в жизнь в международном масштабе). Провести школьную реформу, предусматривающую расширение образовательной программы, в том числе за счет профессионального обучения. Усилить имперский центр за счет отдельных княжеств. Улучшить армейскую подготовку. Примириться с Россией, более тесно сотрудничать с Великобританией, поддерживать дружеские отношения с Данией. Вальдерзее оценил шансы на успех этого проекта как крайне незначительные. По его мнению, этот план — лишь попытка кайзера снискать себе славу признанного всем миром властителя, одновременно внушающего уважение, страх и всеобщую популярность. На удачу в таком предприятии рассчитывать не приходилось.

Тема «народной монархии» была основной в речи, которую Вильгельм произнес за несколько дней до Рождества 1891 года в маленьком городке Тельтов под Берлином. Такие встречи, «где простой человек из народа предстает перед своим правителем не как подданный, а как член семьи перед своим отцом», — это, заявил он, нечто исключительно важное и «возможное только в Германии, а особенно — в Пруссии и Бранденбурге».

В конце года Вильгельм сделал первый примирительный жест по отношению к Бисмарку — послал ему альбом с фотографиями покоев кайзера Вильгельма в Берлинском замке. В ответ тот поблагодарил своего молодого кайзера и сообщил, как рад он был вспомнить о правителе, который вплоть до последних своих дней проявлял к нему чувства тепла и благодарности. Намек был понят: к своему следующему дню рождения Бисмарк не удостоился даже формального поздравления от кайзера.