Великие психологи - С. И. Самыгин Страница 68

Подводя итог, могу сказать, что Кэмпбелл, Крантц и Уиггинс, безусловно, имели основания утверждать, что, в отличие от своих «конкурентов»-теоретиков, Толмен не сумел проявить себя в роли «вожака племени». Кэмпбелл скорее сожалеет по этому поводу; он полагает, что он и прочие студенты Толмена, а также вся психология в целом, только выиграли бы от того, если бы Толмен поощрял «последовательничество» в своих студентах. Кэмпбелл подразумевает под этим, что Толмен превратился во второстепенную фигуру в психологии и не имел большого влияния именно потому, что он отверг роль руководителя. Без сомнения, в этом смысле Толмен действительно потерпел поражение. Вопрос состоит в том, заслуживает ли порицания такое поражение. В попытке ответить на этот вопрос я хотел бы представить аудитории Толмена с разных точек зрения — как психолога, как преподавателя и как человека.

ТОЛМЕН КАК ПСИХОЛОГ

Сначала я хотел бы сказать несколько слов о Толмене как психологе. Чтобы понять психологическое наследие Толмена, необходимо начать с того, что Толмен был бихевиористом и считал себя бихевиористом. Он не проявлял терпимости к интроспекции, по крайней мере, интроспекции того сорта, какая практиковалась Вундтом и Титченером. Но в равной степени вызывал у него возражения и тот тип бихевиоризма, приверженцем которого являлся Уотсон. В более широком смысле слова, собственный бихевиоризм Толмена, который он иногда называл «целенаправленным бихевиоризмом», представлял собой некий «сплав», в котором слились воедино американский прагматизм, убежденность в абсолютной важности мотивации и некий более вольный подход к объективности.

КОГНИТИВНЫЙ БИХЕВИОРИЗМ

Сегодня Толмена обычно определяют как «когнитивного бихевиориста» и создателя «когнитивной теории» научения.

Несомненно, он является предтечей современной «когнитивной психологии». Мы все еще употребляем этот термин, хотя в настоящее время выражение «когнитивная психология» используется в столь широком смысле, что уже неясно, что же конкретно означает термин «познание» и есть ли еще хоть один человек, которого нельзя было бы назвать «когнитивным психологом». Конечно, Толмен знал, что он подразумевает под этим термином.

Для него этот термин был связан с рядом центральных состояний или процессов, занимающих промежуточное положение между знанием и деятельностью. Сам Толмен определял их как «экспектации признак-гештальт», — один из многих введенных им неологизмов; чем больше дефисов было в термине, тем больше нравился он Толмену. Сегодня некоторые из нас называют эти центральные состояния «представлениями», а некоторые даже используют для этого термин «идеи». Другим примером такого центрального процесса, сохранившегося в современном употреблении, является толменовское понятие «когнитивной карты», которое совершенно явно предшествовало современным аналогичным концепциям пространственной памяти, пространственного мышления и тому подобным концепциям.

Однако, как бы эти центральные процессы не назывались, они могут проявляться, а могут и не проявляться в поведении, поскольку Толмен проводил важное разграничение между ожиданиями и деятельностью. Это разграничение сильно напоминает всем нам теперь знакомое различение между «компетентностью и деятельностью», сформулированное Ноэмом Хомским годы спустя.

МОЛЯРНЫЙ БИХЕВИОРИЗМ

Другой важной темой в теории Толмена было различение молекулярных и молярных аспектов поведения — разграничение между непосредственными мускульными движениями животного с одной стороны, и определяемой в более широком смысле, более целенаправленной деятельностью с другой стороны. Тол мен являлся сторонником теоретизации на молярном уровне, и ценность этого подхода была эмпирически продемонстрирована множеством его экспериментов, показывающих, что крысы запоминают скорее место, где они получали вознаграждение (например, корм), а не конкретные движения, которые им были необходимы, чтобы добраться до этого места. 11одоб-ные демонстрации запоминания места также подтвердили убеждение Толмена в том, что научение не влечет за собой закрепления связей «стимул — реакция».

Для Толмена различение между молекулярным и молярным уровнем было четко параллельно различению между проксимальным стимулом и воспринимаемым образом, которое делали гештальтпсихологи, например, его коллега Эгон Брунсвик, и прочие студенты, изучавшие восприятие. Гештальтпсихологи продемонстрировали, что то, что человек видит, не определяется исключительно проксимальным стимулом — стимулом, описываемым в терминах рецептивных процессов. Во-первых, они указывали, что два или более различных типов проксимальных стимулов могут продуцировать некий перцептивный «парафраз», вызывающий один и тот же (более или менее) воспринимаемый образ — как при узнавании мелодии, когда она переходит в другую тональность — и различные перцептивные константности. Во-вторых, и обратно первому, психологи, изучавшие восприятие, утверждали, что один и тот же тип проксимальных стимулов может вызывать различные воспринимаемые образы, как в случае с различными нечеткими рисунками. Что же, спрашивал Толмен, разве то же самое не относится к поведению? Разве неверно, что один и тот же акт, то есть один и тот же тип поведения, определяемый на молярном уровне, может осуществляться с помощью различных молекулярных реакций? «Сокращения мышц», имеющие место, когда одна из крыс Скиннера нажимает на рычаг в экспериментальном ящике Скиннера или когда одна из крыс Толмена бежит по лабиринту, могут оказаться совершенно различными в различных испытаниях. И, подобным же образом, разве неправда, что одна и та же модель поведения, описываемая на молекулярном уровне, может нести в себе различные молярные значения — например, когда вы бьете человека рукой по лицу, в обоих случаях совершенно одинаково, но в одном случае потому, что ненавидите этого человека, а в другом случае — потому что у него на щеке сидит тарантул? Приведенные здесь примеры — мои, но автором этого разграничения является Тол мен.

ТОЛМЕН КАК ПЕРВООТКРЫВАТЕЛЬ

Только что описанное различение представляется идентичным тому разграничению, которое лингвисты и психолингвисты провели гораздо позже — между поверхностными и основными структурами в языке. Механизмы, несомненно, другие, однако и это различие было обнаружено с помощью тех же самых базовых тестов: парафраз и двусмысленность. Две различные поверхностные структуры могут относиться к одной и той же базовой структуре, как в примерах «собака преследует кошку» и «кошка преследуется собакой», или же одна и та же поверхностная структура может относиться к двум (или более) исходным, например: «дымящиеся вулканы могут быть опасны». Можно упомянуть еще одну область, в которой Толмен оказался предвестником более поздних разработок. Возьмем термин «допустимость», который так популярен сегодня среди сторонников Гибсона. Подобно Дж. Дж. Гибсону, Толмен знал, что объектам свойственна некая тенденция вызывать в нас определенные действия, и поэтому Толмен изобретал термины, например, «пригодный-для-сидения», «пригодный-для-едения», или переносил в английский язык латинские слова типа «manipulandum» (подлежащий манипуляции), «discriminandum» (то, что необходимо выделить или отличить) — все эти неологизмы с использованием суффиксов able или andum и множества тире между словами являлись типичными плодами изобретательности Толмена.