Николай I - Дмитрий Олейников Страница 66

Удачное начало войны — первые победы над кавказской армией турок, выигрыш первого в истории боя пароходов (5 ноября) и последнего в истории сражения парусных флотов (под Синопом, 18 ноября) — порождало в столице «самое воинственное настроение духа». Николай играл со своими младшими сыновьями «в бомбардирование»: по комнате великих князей летали крепкие резиновые мячики, «осаждавшие» закидывали ими «оборонявшихся» за деревянным бруствером. Из-за бруствера мячики летели назад. От частого употребления резина становилась подобной камню, и юный Серж Шереметев запомнил, как Николай «высочайшей рукой» пустил мяч в живот генералу Гогелю, «пока тот о чём-то очень дельно рассуждал». Генерал, увидев, кем пущен мяч, «остался непоколебим», хотя и поморщился.

Не мячики — чугунные ядра летали в ту осень над Дунаем. Турки атаковали русские войска при первой возможности, часто успешно. Когда зима приостановила военные действия, ничего ещё не было решено. Николай засел за разработку плана «всеобщего наступления» на 1854 год: с вторжением в Западную Болгарию, с посылкой десяти тысяч ружей сербам… Главный эксперт — фельдмаршал Паскевич — назвал мысли императора «новыми и блестящими». Однако появление в Чёрном море англо-французского флота заставило резко скорректировать планы. В дипломатической переписке ещё перебирались варианты мирного исхода, но война Европы с Россией уже была предрешена. «Надо вырвать клыки у медведя! — восклицал лидер палаты общин Д. Расселл. — Пока его флот и морской арсенал на Чёрном море не разрушены, не будет в безопасности… мир в Европе» ^[482].

Николай предвидел возможность столкновения с турко-англо-французской коалицией ещё в 1833— 1834 годах. Уже тогда в переписке с Паскевичем он изложил свой прогноз на ход будущей войны: «Что они могут нам сделать? Много — сжечь Кронштадт, но не даром… Разве забыли, с чем пришёл и с чем ушёл Наполеон? Разорением торговли? — Но за то и они потеряют… В Чёрном море и того смешнее; положим, что турки от страху, глупости или измены их впустят, они явятся пред Одессой, сожгут её, — пред Севастополем, положим, что истребят его, но куда они денутся, ежели в 29 дней марша наши войска займут Босфор и Дарданеллы!» ^[483]

Итак, сценарий войны был ясен Николаю ещё в 1830-е годы: Россия будет обороняться в Крыму, держать крупные силы на Балтике и повторит стремительный марш Дибича на Константинополь 1829 года. Правда, к весне 1854-го прежние планы пришлось пересматривать. Дмитрий Милютин, состоявший в то время при военном министре, а в будущем сам военный министр, запомнил огромные почтовые листы большого формата, испещрённые карандашными заметками императора — фактически инструкциями командующим.

Николаю важно было думать не только о наступлении, но и об обороне огромного периметра имперских границ. После 1 марта 1854 года, когда пришёл английский ультиматум, фактически означавший объявление войны (формально война была объявлена 16 марта), государю пришлось отправиться укреплять свои балтийские твердыни: Свеаборг, Выборг. Ещё была надежда на идущую в Вене дипломатическую игру графа Орлова. Но именно из Вены пришло самое неприятное известие: Австрия забеспокоилась, как бы русские не начали подстрекать к смуте балканских славян: русская армия уже переправилась за Дунай и снова дошла до Траянова вала.

Николая упрашивали согласиться оставить Дунайские княжества — вот уже и прусский кабинет присоединяется к просьбе австрийского с «дружеским увещеванием». Наконец 8 апреля (когда флот союзников уже появился на Балтике, а также и приготовился к бомбардировке Одессы) Пруссия и Австрия заключили военный договор. Они согласились вступить в войну против России в случае отторжения ею от Турции Дунайских княжеств и продолжения наступления русских войск за Дунаем. Вскоре к договору присоединился почти весь Германский союз.

Николай был потрясён — потенциальные союзники вдруг заняли позицию враждебного нейтралитета. Особенно возмутило императора вероломство Австрии: её войска нависли над Дунайскими княжествами в готовности начать боевые действия. Николай с горечью объявил австрийскому послу, что наибольшими глупцами в истории были, по его мнению, польский король Ян Собесский и он сам, поскольку оба имели несчастье спасти династию Габсбургов ^[484].

В конце апреля императорская семья как обычно перебралась в Петергоф. Однако «всё общество петергофское было в невесёлом расположении духа», — вспоминает очевидец. С верхнего этажа «Александрии», как раз из «морского кабинета» Николая, теперь открывался не только романтический вид на Финский залив, но и неприятный вид на англо-французский флот, остановившийся перед русскими минными заграждениями. По сохранившемуся устному рассказу, кожаный диван в кабинете Николая хранил с тех пор заметные царапины — это Николай, пока никто его не видел (как заметила прислуга), в отчаянии царапал ногтями обивку дивана.

Вся надежда Николая была на быстрое и успешное наступление за Дунаем — по давнему примеру Дибича. Спасителем ситуации должен был, по традиции, стать Паскевич (теперь уже семидесятилетний). Николай назначил его командовать войсками на южном и западном театрах военных действий. Но и Паскевич медлил, поскольку боялся как неожиданного удара австрийцев, так и высадки «англо-французского» десанта. Он тянул время, стремился убедить государя вывести войска с оккупированной территории, просить мира и сосредоточиться для обороны границ. Но Николай отреагировал так: «Постыдно бросить всё даром и без причин, и воротиться со стыдом… больно и писать подобное».

Паскевич принялся выполнять наступательный план. 4 мая начал осаду дунайской крепости Силистрия, но с оглядкой, готовя на всякий случай возможное отступление. Штурм крепости оказался неудачным, в бою погиб полковник Андрей Карамзин, сын историографа, лишился глаза сын графа Алексея Орлова.

Союзники начали высадку войск около Варны — теперь намеченный бросок к Константинополю означал столкновение с англо-французскими войсками. Пришли сведения о том, что к 1 июля будет готова к наступлению и австрийская армия. Николай ещё надеялся успеть с наступлением до этого срока, но военные теоретики присылали неутешительные результаты анализа возможных активных стратегических планов: известный эксперт, барон Жомини, находил их все «неутешительными и опасными». Практика подтверждала выводы теоретиков: остановилась Кавказская армия, отошла, бросив осаду Силистрии, армия Дунайская. Получил сильную контузию турецким ядром и покинул войска фельдмаршал Паскевич.