Столетняя война - Эжен Перруа Страница 65

Вытесненные в провинцию, на земли к югу от Луары, опасаясь мощи королевского оста, собранного против них Бургундцем за зимние месяцы, герцоги Беррийский, Бурбонский, Орлеанский, а также Арманьяк и Альбре в свою очередь призвали Генриха IV. Английский король, не зная, на чью сторону склониться и не желая участвовать в этом лично, долго тянул с ответом. Вслед за изменой Бургундца заключенное в Бурже в мае 1412 г. соглашение, быстро ставшее известным через бургундских шпионов, ознаменовало измену принцев. За присылку экспедиционного корпуса в 4000 человек, который будет у них на службе всего три месяца, мятежники обещали Ланкастерам вернуть им юго-западные провинции, отвоеванные после 1369 г., и сдать гасконские крепости, в которых оставались французские гарнизоны. Тем самым на старости лет герцог Беррийский отрекался от всего дела Карла V, в котором как-никак принял участие. К счастью, когда к концу лета части Томаса Кларенса, второго сына английского короля, высадились на Котантене, пересекли Анжу и явились в Пуату, все уже было кончено. Бургундская армия, опередив их, оккупировала Берри, создала угрозу Бурбонне и быстро принудила старого герцога к капитуляции. Другие принцы тотчас подчинились, что было закреплено в Оксерском договоре в августе 1412 г. Сцена нового торжественного примирения всей королевской семьи была разыграна перед депутациями от высших органов государства, парижских горожан, университета. Последовавшие амнистии вызвали бурную радость: народ искренне поверил, что междоусобицы кончились. Только жителям Пуату пришлось скинуться на значительные суммы, чтобы откупиться от английских наемников, и те удалились в Бордо.

В действительности Иоанн Бесстрашный вышел из борьбы еще более влиятельным и могущественным, чем ранее. Чуть позже он выразил беспокойство английской угрозой, которую сам же и спровоцировал, и решил готовиться к войне, ставшей уже вероятной, а то и неизбежной. Чтобы получить необходимые субсидии и завершить чистку, проводимую с 1411 г., он инспирировал решение о созыве Штатов Лангедойля, к которым не обращались уже больше тридцати лет. Он рассчитывал, что подавляющее большинство представителей трех сословий одобрит его политику. Униженные принцы не посмели явиться лично, ожидая развития событий вдалеке от Парижа. Депутатов от провинций, поскольку дороги были небезопасны, оказалось немного. Так что герцог Бургундский и его парижские союзники могли чувствовать себя хозяевами. Никто не догадывался, что пошли последние месяцы диктатуры Иоанна, длившейся уже почти четыре года. С самого начала сессии, открывшейся 30 января 1413 г., стало очевидным, что Штаты не хотят и слышать ни о какой субсидии, потому что столь долгожданные реформы так и не проведены. Вслед за первыми туманными жалобами ораторов были выдвинуты четкие планы, существенные требования; кармелит ^[108] Эсташ де Павийи перечислил десятка три взяточников, призвал к массовым увольнениям и конфискациям, прибыль от которых позволила бы содержать целую армию. После месяца прений королевское правительство вынуждено было уступить нажиму своих критиков; 24 февраля оно отстранило всех финансовых чиновников и назначило комиссию по расследованию из двенадцати человек (в том числе Пьера Кошона), которой было поручено выработать предложения по санкциям и подготовить реформы. Пока она медленно работала, сторонники принцев, чья жизнь и имущество оказались под угрозой, объединились. Их было еще много в окружении королевы, оказывавшей бесстыдную благосклонность своему брату Людвигу Баварскому, и во дворце дофина Людовика Гиенского, куда стали часто приглашать энергичного Пьера дез Эссара, бывшего прево Парижа, впавшего в немилость у герцога Бургундского. Были высланы гонцы, чтобы подключить к заговору принцев орлеанской партии, добровольно удалившихся в свои апанажи. Иоанн Бесстрашный спровоцировал против них мятеж. 27 апреля горожане, возглавляемые грозным мясником Симоном Кабошем, восстали, осадили Бастилию, вытащив оттуда Пьера дез Эссара, заняли дворец дофина и захватили его фаворитов, всем городом перебили ненавистных арманьяков. Четыре недели смута следовала за смутой. Почти каждый день во дворец Сен-Поль врывалась толпа, домогаясь от запуганного короля новых жертв, требуя указа о реформах. Ей спешно пошли навстречу. Потребовалось целых два дня, 26 и 27 мая, чтобы прочесть перед всем парламентом текст великого ордонанса из 259 статей, оставшегося в истории под презрительным прозвищем «кабошьенского».

Опять-таки, в этом документе, хоть и созданном под давлением повстанцев, ничего революционного нет. Речь шла только о реформировании администрации, сокращении штата ведомств, призывах к экономии, пресечении злоупотреблений, сбалансировании бюджета. Его составители в основном переписывали, расширяли и систематизировали прежние тексты, остававшиеся мертвой буквой или ставшие недействительными после падения «мармузетов». Но все-таки некоторые оригинальные черты стоит отметить, чтобы можно было оценить рост влияния, оказываемого на страну администрацией монархии. Вина возлагалась не на самих королевских чиновников, а на дурное руководство ими. Знать в 1315 г. ^[109] роптала против королевских институтов. Кабошьенская оппозиция желала лишь улучшить их работу, не требуя иного контроля над ними, кроме как со стороны самих функционеров. О Штатах больше не было и речи — они отрекались от всяких амбиций в пользу чиновников. Уже не говорилось, как в 1356 г., о взятии под опеку неимущей королевской власти, а тем более, как часто по ошибке пишут, о даровании королевству «конституции». Такое усиление симпатий к монархическому абсолютизму стало следствием английской войны, показавшей необходимость сильной и эффективной власти.

В кабошьенском ордонансе очень явно заметно стремление сделать центром всей контролирующей деятельности Счетную палату. Ее персонал, доведенный до разумной численности, должен был принимать участие в назначении почти всех функционеров, внедрять ускоренные методы учета, каждый месяц получать смету от Казначейства, каждый год — ведомости по доменам от бальи и сенешалей и шесть раз в год — финансовый отчет от генерального сборщика налогов. Предполагалось, что для любого нового расхода потребуется ее предварительное одобрение. Добиваясь же упрощения методов управления, ордонанс предполагал такое слияние двух ведомств, которое, будь оно реализовано, улучшило бы архаичную структуру, просуществовавшую до самого 1789 г. Для провинций его авторы не осмелились отдать в одни руки налоги с домена, собираемые чиновниками бальяжа, и эд, собираемый чиновниками из финансово-податного округа (election). Но для центра они упраздняют систему из двух казначейских управлений, ведающих доменом, и двух управлений «финансовых генералов», ведающих эдом, заменяя их все двумя «управляющими всеми финансами королевства», настоящими министрами финансов, которые контролировали бы все поступления, независимо от источника их происхождения. Меры по ликвидации ведомств, уменьшению жалований, объединению некоторых служб, ускорению методов контроля преследовали только одну цель — оздоровление финансов. Для начала предполагалось отменить принудительный заем у тех, кто пользовался королевскими милостями; все, кто с 1409 г. получил «пожалование эд» ^[110], теперь должны вернуть половину денег государству в форме займа. В будущем половина поступлений эд должна оставаться в Париже, в специальной казне, и расходоваться строго для ведения войны; она будет расти также за счет штрафов и конфискаций, налагаемых на нечестных чиновников. Если бы все это было выполнено в предусмотренные сроки, новых налогов вводить бы не потребовалось; страна была бы достаточно богата, чтобы без дополнительных расходов выдержать нападение неприятеля, то есть англичан.