Рождение греческого полиса - Эдуард Фролов Страница 61

В Сицилии, которую иногда тоже включали в понятие Великой Греции (Strab, VI, 1, 2, р. 253), основанные в 735 г. до н.э. переселенцами из Коринфа Сиракузы к исходу архаического периода выросли в огромный, по античным масштабам, город, может быть, самый большой в греческом мире (ср. свидетельство Тимея у Цицерона: Cic. De re publ. III, 31, 43). Уже при старшей тирании (при Дейноменидах Гелоне и Гиероне), затем при демократии (середина V в.) и, наконец, при Дионисии и Агафокле Сиракузы были центром обширной державы, возникшей и развивавшейся параллельно территориальным образованиям восточных эллинов — Афинской архэ, Греко-македонской державе Филиппа и Александра, эллинистическим царствам диадохов. Недаром честолюбивый и неугомонный Пирр, вошедший в историю как первый греческий соперник римлян, мечтал на базе греческой Италии и Сицилии создать новую империю наподобие той, что была создана Александром на Востоке.

Уже древним было присуще сознание той большой роли, которую сыграли Великая Греция и Сицилия в общегреческой истории. Один из крупнейших (и немногих хорошо нам известных) представителей греческой универсальной историографии Диодор стремился излагать параллельно историю обеих главных частей греческого мира —итало-сицилийского Запада и балкано-малоазийского Востока. И это его стремление было продиктовано не только сицилийским патриотизмом (Диодор был родом из сицилийского городка Агирия), но и несомненным пониманием того места и значения, которые принадлежали Великой Греции и Сицилии в общегреческой истории. Это понимание, естественное еще для Дж. Г рота, было утрачено под влиянием общих обзоров греческой истории, вышедших из-под пера признанных мастеров — немецких историков рубежа XIX-XX вв. (Г. Бузольт. Эд. Мейер, К.-Ю. Белох, Р. Пёльман), которые все ориентировались преимущественно на историю собственно Эллады — Балканской Греции. И лишь сравнительно недавно, после II мировой войны, в особенности благодаря трудам итальянских археологов и историков, греческий Запад вновь занял достойное место в круге тех проблем, которые разрабатываются современными антиковедами.

Но история греческого Запада интересна не только потому, что она — неотъемлемая часть истории греческого народа и в этом своем качестве доставляет нам важный дополнительный материал в параллель признаваемому за основной восточногреческому. В некоторых отношениях, в силу естественной в дочерних государственных образованиях большей подвижности и переменчивости жизни, города-государства западных греков, как и вообще освоенной греками колониальной периферии, предлагают нам даже более яркие примеры, более выпуклые и четкие образцы того, что составляло самую суть античной цивилизации. Это верно, в частности, и в приложении к той теме, которую можно считать одной из важнейших — если не заглавной — в современном антиковедении. Мы имеем в виду проблему античного полиса, в особенности же проблему античной государственности — ее классических полисных форм, затем более развитых и сложных структур державно-территориального типа, наконец, тех, так сказать, антиформ, которые порождались кризисными ситуациями. Под последними — «антиформами» — мы разумеем различные режимы личной власти, или тирании, которые и в самом деле, как это было отмечено еще древними (Plat. Resp. VIII, p. 544 с; Leg. VIII, p. 832 с; Xen. Hell. II, 3, 17; VI, 3, 8), с точки зрения государственно-правовой являли собой отрицание любой более или менее правильной, т. е. основанной на известной сумме признанных законов, государственности.

Пожалуй, все сказанное особенно верно в приложении именно к тирании — форме особенной, исключительной, обязанной своим возникновением чрезвычайным, как правило, критическим обстоятельствам, которые чаще можно было наблюдать именно в городах колониальной периферии. В этом отношении замечательна была Сицилия. Уже древние обращали внимание на бурное возникновение здесь тиранических режимов (Diod, XIX, 1, 5; Justin. IV, 2, 3), и они же справедливо усматривали корень этого явления в избытке материальных благ, оборачивавшемся чрезмерной поляризацией собственности и напряженностью отношений, в обусловленной внутренними смутами и внешними воздействиями — переселениями и войнами — частой перемене политических форм (Thuc.. VI, 38, 3; Plat. Ер. VII, р. 326 b-d). И, что особенно важно, справедливость этих суждений мы легко можем проверить на конкретном материале. Ведь для Сицилии, благодаря раннему развитию здесь исторической традиции и литературы, мы располагаем достаточно обширной и надежной информацией, причем не только для времени сравнительно позднего (мы имеем в виду дошедшее главным образом через Диодора предание о тираниях Дионисия и Агафокла), но и для самой ранней эпохи, для времени вполне архаичного.

Примером может служить сюжет, на который до сих пор не обращали особого внимания: выступление Панэтия Леонтинского, которого античная традиция относила к концу VII в. до н.э. (609 г, Euseb. Chron, vers. arm. II, p. 186 Karst) и считала первым по времени тираном в Сицилии (Euseb. Chron, II, p. 90 Schoene: Panaetius primus in Sicilia arripuit tyrannidem). Пример этот для нас вдвойне драгоценен, поскольку он представляет возможность судить не только о рождении тирании, на и о всем клубке противоречий, которыми было отмечено становление греческого полиса, в данном случае специально в зоне колонизации. Кроме того, обращаясь к этому эпизоду древней сицилийской истории, мы получаем возможность сразу, что называется, попасть in médias res, т. е. без долгих предваряющих рассуждений немедленно оказаться в русле интересующего нас исторического процесса.

Родина Панэтия Леонтины были одним из трех известных ионийских городов в Сицилии, основанных переселенцами из Халкиды Эвбейской. Первым, в 736 г. до н.э., на северо-восточном побережье Сицилии, напротив южной оконечности Италии, был заложен Наксос. Это была вообще первая греческая колония в Сицилии, и основана она была ионийцами. Дорийцы, колонисты из Коринфа, явились годом позже и на другом, южном отрезке восточного побережья заложили город Сиракузы. А еще через 5 лет, в 730 г., колонистами из Наксоса все в той же восточной части острова, к северу от Сиракуз и в некотором отдалении от моря, были основаны Леонтины, а затем, уже на самом побережье, между Наксосом и Леонтинами, Катана (Thuc., VI, 3; Ps.-Scymn., 270 sqq.; Strab. VI, 2, 2, p.267; Steph. Byz., s.v. Χαλκίς; дату основания Наксоса—исходную для дальнейших определений — указывает Евсевий [Euseb. Chron., П, р. 182 Karst]). ^[282]

Основание этих городов относится, таким образом, к древнейшему периоду греческой колонизации. Как и в случае с дорийским Коринфом, ^[283] побудительным мотивом для вывода халкидянами колоний в Сицилию послужило прежде всего относительное, и главным образом аграрное, перенаселение, особенно острое в условиях господства землевладельческой аристократии всадников-гиппоботов (об аристократическом правлении в древние времена в Халкиде, как и в соседней Эретрии, см.: Aristot. Pol., IV, 3, 1-2, p. 1289 b 33-40; в связи с темой колонизации — Aristot. ар. Strab., X, 1, 8, р. 447 = Aristot., fr. 603 Rose³; для конца архаического периода —Her. V, 77).