Конрад Аденауэр - немец четырех эпох - Всеволод Ежов Страница 61

У канцлера сложилось впечатление, что Молотов на переговорах не играл никакой роли. Его выступления были бесцветными и повторяли обычно общеизвестные тезисы. Он во всем поддерживал Хрущева и Булганина.

В один из дней Молотов со статс-секретарем Хальштейном выработали формулировки очередного документа. Они не понравились Хрущеву, о чем он громогласно и объявил на переговорах. Молотов тут же заявил, что он не давал окончательного согласия и высказал комплимент Хрущеву за его глубокий подход к вопросу.

На очередном заседании после эмоционального выступления Хрущева Молотов встал и сказал:

— Обеими руками подписываюсь под тем, что изложил товарищ Хрущев.

Как-то за обедом Аденауэр сказал Булганину, что Молотов выглядит иначе, чем он его себе представлял.

— И как же? — спросил Булганин.

— Он выглядит умным, — помедлив, ответил Аденауэр.

Булганин громко рассмеялся и, поддерживая шутливый тон, заметил:

— Вы — первый, от кого я слышу такое. — Он наклонился к Хрущеву за спиной Аденауэра и довольно громко произнес: — Слышишь, Никита, канцлер говорит, что Молотов выглядит умным.

Хрущев оживился. Молотов, сидевший напротив и все слышавший, сохранял невозмутимость.

Один из немцев, участвовавших в переговорах, напишет потом, что Молотов вел себя не как государственный деятель, а как функционер. Постоянно сохранял каменное ничего не выражающее лицо. Более неподвижное и мрачное лицо было лишь у Громыко: оно казалось вырезанным из дерева и напрочь лишенным умения улыбаться.

Во второй день переговоров председательствовал Аденауэр. Булганин сделал короткое заявление: в Советском Союзе нет военнопленных, отбывают наказание лишь военные преступники. Что касается воссоединения Германии, то оно затруднено вступлением ФРГ в НАТО и вообще — это дело самих немцев.

Аденауэр заметил, что с окончанием войны прошло много времени и преступников, осужденных во многом по эмоциональным мотивам, можно помиловать, как это сделали западные державы. Кто-то из советской делегации сказал, что на обсуждение проблемы военнопленных следовало бы пригласить представителей из ГДР. Аденауэр на это не прореагировал, но в перерыве в кругу своей делегации произнес, что ради освобождения десяти тысяч немцев готов говорить хоть с бабушкой черта. Однако советская сторона об участии представителей ГДР в переговорах больше не заговаривала.

Выступил Брентано. Он эмоционально рассуждал о стремлении немцев к воссоединению. Оно зависит от доброй воли четырех держав и прежде всего Советского Союза. Упомянул и о многих неблаговидных поступках, совершенных советскими солдатами на территории Германии в последние месяцы войны.

Слушая Брентано, Хрущев буквально ерзал на стуле. Он сразу же взял слово и горячо заявил, что советские войска добивали врага и не совершали никаких злодеяний. Миллионы погибли и у нас, и у вас. Но все дело в том, кто начал.

Гитлер, а не мы развязали войну. Как мы можем пойти на воссоединение? Единая Германия окажется в НАТО и усилит ее. А НАТО направлена против нас.

Хрущев во время выступления разволновался и погрозил Аденауэру кулаком. Канцлер встал и тоже показал ему кулак. Хрущев успокоился и попросил извинить его за слишком сильные выражения.

Молотов счел нужным заметить, что немцы не смогли сами освободиться от Гитлера и избавление пришло в результате победы союзных армий.

Здесь эмоции позволил себе Аденауэр. Глядя на Молотова, он громким голосом спросил:

— Кто пожимал руку Гитлеру — вы или я? Почему великие державы, в том числе и Россия, дали так возвеличиться Гитлеру? Ему сходило с рук нарушение всех договоров. В глазах многих глупых немцев он стал героем. — Аденауэр волновался. Казалось, ему хочется многое высказать, но он сдерживает себя. После небольшой паузы он в более спокойном тоне продолжил: — Мы — несчастные наследники Гитлера. Наша задача — восстановить страну и доверие к ней других государств, в том числе и ваше. Что касается переговоров с правительством ГДР о воссоединении, то мы охотно сядем за один стол, как только убедимся, что оно избрано народом.

Булганин возразил, что канцлер допускает выпад против правительства ГДР. Он вместе с Хрущевым недавно был там и убедился, что население глубоко уважает свое правительство. Хрущев добавил:

— Про коммунистов говорят, что они готовы зажарить капиталистов и съесть их без соли. То, что делается в ГДР, — будущее немецкого народа и всего человечества. Это сказал не я, а немцы, Маркс и Энгельс. — Хрущев посмотрел на Аденауэра и закончил: — Извините, если я высказал что-либо неприятное вам.

Аденауэр счел нужным ответить:

— Маркс и Энгельс — нетипичны для немцев. В сказки о поедании капиталистов без соли я не верю. Но знаю, что Россия — огромная страна, которая очень отстала. Что будет через сто лет, ни я, ни вы не знаем. Мне не обратить вас в свою веру, а вам меня в вашу. Надо попытаться уживаться друг с другом и сотрудничать.

Разгоревшиеся было страсти удалось погасить. Аденауэра попросили о неофициальной встрече. Во второй половине дня на дачу, предоставленную канцлеру в Горках, где когда-то проживал Максим Горький, приехали Булганин, Хрущев и Семенов. Аденауэр не хотел разговаривать без свидетелей и пригласил Брентано. Погода стояла прекрасная. Беседовали на террасе. Обстановка складывалась дружественная.

— Никто не хочет войны, — рассуждал Аденауэр. — Войны возникают скорее из-за глупости политиков. Все боятся друг друга и наращивают вооружения.

Хрущев согласно кивал головой.

— Европа, — продолжал канцлер, — не может существовать, не объединившись. По сравнению с Соединенными Штатами и Советским Союзом мы, европейцы, — нули, экономически и политически неконкурентоспособны. Чтобы выжить, мы обязаны интегрироваться.

— Советский Союз окружен военными базами — это тревожит и простых людей, и нас, руководителей, — посетовал Булганин.

Аденауэр не замедлил с ответом:

— Базы — следствие войны в Корее. Она всполошила весь западный мир. Думаю, вопрос можно урегулировать путем переговоров. Необходимо лучше узнать друг друга. Тогда установится доверие.

Булганин рассказал, что американцы запускают на территорию СССР множество воздушных шаров с пропагандистскими материалами. Кроме прочего, они мешают полетам самолетов.

Аденауэр удивился. Когда ему на следующий день показали один из шаров и он убедился в его американском происхождении, то дал указание одному из своих помощников посетить американского посла в Москве Болена и обратить его внимание на некорректные действия спецслужб США.

Беседа шла спокойно. Хрущев не проявлял обычной экспансивности.

— Я убежден, — сказал он, — что Эйзенхауэр, Иден, Макмиллан не хотят войны. Сомневаюсь лишь в Даллесе.

Канцлер встал на защиту американского друга.

— Поначалу он может произвести неблагоприятное впечатление. У него сдержанная манера общения и сердитый вид. На самом же деле Даллес — превосходный, честный и вполне надежный человек.