Павленков - Владимир Десятерик Страница 61

20 января 1881 года в Тобольск поступает запрос из Петербурга: «Не откажите телеграфировать сообщенные Вам екатеринбургским исправником 24 декабря № 4891 сведения о Черкасове. Директор барон Валио».

Ответ дается в тот же день, повторяются в нем уже известные сведения о Черкасове, а также сообщается, что он получил распоряжение от генерал-губернатора о возвращении Павленкова в Петербург. После отправки телеграммы в Петербург тобольский губернатор стремится быстрее избавиться от ссыльного Павленкова, доставившего ему столь много хлопот. Но вновь возникает неясность. В полученном предписании не сказано: как отправлять его — за чей счет? Распоряжений никаких по сему поводу не сделано. Значит, надо вновь обращаться в Омск. «Имею честь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство, — пишет он 20 января генерал-губернатору, — …дать знать: на чей счет должен быть отправлен в Петербург ссыльный Павленков».

Пока канцелярии вершат свои бумажные дела, ссыльный Ф. Ф. Павленков по-прежнему остается в неведении, как решится его судьба. Наконец 7 января 1881 года он не выдерживает и пишет из Ялуторовска пространное письмо тобольскому губернатору: «Ваше Превосходительство! С августа прошлого года тянется переписка о моем освобождении. Целые полгода я нахожусь, таким образом, в выжидательном положении. Между тем мои издательские дела ежеминутно призывают меня в Петербург и каждый лишний месяц ссылки наносит мне чувствительный материальный ущерб, не говоря уже о неудобствах другого рода, которых нельзя выразить цифрами. Зная все это, Вы, по всей вероятности, не откажите хотя несколько приподнять ту завесу, которая делает для меня совершенно непонятной всю процедуру последних формальностей, соединенных с простым отобранием подписки от одного из моих поручителей — управляющего Сысертскими горными заводами В. Д. Черкасова. Черкасов писал мне, что подписка эта была взята с него около 20 декабря вследствие Вашего сношения с пермским губернатором.

Я бы крайне был Вам обязан, если бы Вы вывели меня из неопределенного положения и ответили бы мне на следующие вопросы:

1) Имеете ли Вы полномочия, по получению подписки Черкасова, тотчас же освободить меня, не сносясь с генерал-губернатором?

2) Если не имеете, то куда должна быть отправлена Вами эта подписка и с какого рода объяснениями?

3) Получена ли Вами подписка Черкасова от пермского губернатора, и если она подлежит отправлению, то когда и кому отправлена? С истинным почтением имею честь быть Вашим покорнейшим слугою Ф. Павленков».

На письме резолюция:

«Немедленно объявить ему через исправника о положении дела». Дата этой резолюции, очевидно, 25 января 1881 года.

А параллельно с этим крутится канцелярская карусель.

26 января из Омска в Тобольск посылается ответ на запрос по поводу способа отправки ссыльного. Исправляющий делами генерал-губернатора Мещеринов пишет: «Если у Павленкова нет собственных средств, то, согласно телеграмме департамента государственной полиции, снабдите его таковыми на путевые расходы до Петербурга на счет казны, по расчету прогонов, а где есть железная дорога, по тарифу 3 класса, причем объявите Павленкову, чтобы по приезде в Петербург заявил градоначальнику о прибытии».

Итак, теперь все ясно. 29 января 1881 года от тобольского губернатора ялуторовскому окружному исправнику направляется пространная секретная депеша, где излагается вся эпопея с получением всех документов, необходимых для освобождения ссыльного Ф. Ф. Павленкова, и затем даются распоряжения:

«Давая знать о вышеизложенном для немедленного объявления Павленкову с подпиской и препровождая при этом билет на следование его в С.-Петербург, предписываю Вашему Высокоблагородию, по наложении на билет в счет Павленкова гербовой марки 60 коп. достоинством, выдать таковой ему и в случае, если он действительно не имеет собственных средств для следования до Петербурга, то об отпуске таковых донести мне телеграммою, представив независимо сего надлежащий по предмету сему отзыв Павленкова вместе с подпискою в объявлении ему распоряжения о возвращении из Сибири и получении билета, а своевременно и сведения о выезде его из Ялуторовска».

Представляет интерес и сам билет № 312. «Дан настоящий билет от тобольского губернатора, за надлежащим подписанием, с приложением казенной печати, состоявшему под надзором полиции в г. Ялуторовске, Тобольской губернии, отставному поручику Флорентию Павленкову на следование его, согласно распоряжению господина министра внутренних дел, изложенному в предложении временно исправляющего должность генерал-губернатора Западной Сибири от 9 января 1881 года за № 80, в С.-Петербург с тем, чтобы о прибытии своем туда он, Павленков, заявил местному градоначальнику».

13 февраля 1881 года окружной поручик Ялуторовска Розанов в своем рапорте тобольскому губернатору сообщал о выезде своего поднадзорного. «Вследствие предписания от 29 минувшего января за № 581 имею честь почтительнейше донести Вашему Превосходительству, что Павленков из города Ялуторовска выехал 11-го сего февраля».

К рапорту был приложен документ:

«Подписка. 1881 год, 3 февраля, я ниже подписавшийся дал сию подписку господину ялуторовскому окружному исправнику в том, что предписание господина тобольского губернатора от 29 минувшего января за № 581 об освобождении меня от административной ссылки и дозволении вернуться в Петербург объявлено и билет на проезд в столицу мною получен. Собственные средства имею. Отставной поручик Ф. Павленков».

28 февраля 1881 года отношением № 1169 губернатор информировал Омск об отъезде из губернии ссыльного издателя.

Кроме Черкасова поддерживают Павленкова и многие его друзья. Так, барон Н. А. Корф еще 21 мая 1880 года, получив в Женеве письмо Флорентия Федоровича, в котором сообщалось о его отъезде из Вышнего Волочка в Сибирь, тут же пишет ему ответ. В нем он прежде всего хочет поддержать близкого ему человека, которого ждут еще неизвестно какие испытания: «…Я могу найти облегчение только в удовлетворении потребности дружески пожать Вашу руку и сказать Вам хоть несколько слов. До сих пор я все еще надеюсь, что правда восторжествует и Вы будете освобождены. Я говорю “правда”, потому что хотя наша переписка и была всегда, как Вы знаете, исключительно педагогическою и Ваши политические убеждения мне совершенно неизвестны, но из переписки с Вами я вынес непоколебимое убеждение в том, что Вы искренне и бескорыстно преданны делу народного образования, а потому никак и допустить не могу, чтобы человек, действительно желающий пользы народному просвещению, мог иметь что-нибудь общего с нашею так называемою “партиею действия” или “радикалами”, или “нигилистами”. Участвовать в возмутительнейших безобразиях этих господ было бы для деятеля по народному образованию не только непоследовательно, но и свидетельствовало бы о крайне легкомысленном отношении к делу. Не говорю уже о том, что Вы мне неоднократно писали, что непричастны ни к чему и что слову Вашему я верю. Знаете ли, дорогой, что я могу сказать Вам в утешение: то, что я очень много горя вынес в своей жизни, испытал возмутительнейшую клевету, беспощаднейший эгоизм, самую черную неблагодарность, но я не утратил веры в то, что, в конце концов, добро торжествует, но при одном лишь условии, если испытываемый судьбою не изменит культу добра, не пошатнется под гнетом обстоятельств.