Правда о «золотом веке» Екатерины - Андрей Буровский Страница 6

При первом из Романовых, Михаиле, его отец, патриарх Филарет, оказывал на государство такое влияние, что даже монеты печатались от имени как бы двух государей — царя и патриарха, а тронов в Грановитой палате стояло три: для царя, царицы и для патриарха Филарета.

В свое время Борис Годунов насильно постриг в монахи Федора Никитича Романова, боясь его претензий на царский венец… А монах Филарет вырос до патриарха и вот, сел на престол рядом с сыном–царем!

А какие примеры подавали боярин Борис Иванович Морозов (царь Алексей Михайлович женился на Марии Милославской, а боярин Морозов — на её сестре Анне)! Какой пример подавал офицер солдатского полка, «служилый иноземец» Нарышкин, на дочери которого Алексей Михайлович женился вторым браком!

Правда, отцов обеих своих жен, ни Милославского, ни Нарышкина, Алексей Михайлович особенно не жаловал, и в большой чести при нем они не были… Но ведь они оба были глупы, а Меншиков–то умен! Умен так, что есть чему поучиться даже Борису Ивановичу Морозову, воспитателю жены царя, а уж он–то в чести у Алексея Михайловича был!

Трудно сказать, какие именно и насколько горячечные мечты осеняют чело Александра свет Даниловича, но, во всяком случае, сделаться чем–то вроде императора он явно хочет. Сделаться не полулегально, ублюдочно, не через постель блудливой солдатской женки, возведенной на престол, а совершенно законно, как отец императрицы и дедушка императора. И долгое время некому, нечему было остановить «полудержавного властелина», когда он, закусив удила, рвется к еще большей власти.

Меншиков так уверен в своей будущности как наперсника императоров, что начинает игру сложную и рискованную: пытается наладить отношения с представителями старинных родов. С Дмитрием Михайловичем Голицыным по крайней мере наружно у них были прекрасные отношения: Д.М. Голицын очень тепло относился к Алексею Петровичу и перенес это на его сына. Как представитель старой знати, он хотел видеть на престоле Петра и уже для этого готов был поддерживать с Меншиковым чуть ли не дружбу.

Одного из Долгоруких Меншиков сделал сенатором; другого — гофмейстером при Наталье Алексеевне, сестре Петра (место значимое и само по себе, и особенно тем, что Наталья имела на Петра очень большое влияние). Приблизили ко двору даже Ивана Алексеевича (сына гофмейстера), несмотря на то, что он еще недавно был в опале — возражал против брака Петра с Марией Меншиковой.

Очень часто историки называют этот поступок «главной ошибкой Меншикова» — мол, Александр Данилович сам согрел на груди змей–Долгоруких, которые окрепли и закусали его, бедного. Мне трудно согласиться с этой оценкой уже потому, что слово «ошибка» не очень применимо к вынужденным поступкам. Если Меншиков хотел соединиться брачными узами с императорской семьей, он должен был наладить отношения со старинными аристократическими родами. Но, только начав это делать, он оказывался в очень невыигрышной ситуации, потому что аристократия была многочисленна, сплоченна и опытна как в интригах, так и в делах служебных, а Меншиков проигрывал большинству аристократов по всем параметрам и к тому же противостоял им без сплоченной группы «своих».

А не вступать в борьбу он и правда не мог, уже потому, что находился на вершине славы и могущества и просто не мог не защищаться, даже если бы и захотел.

То есть наверняка проблему можно было решить, не бывает безвыходных ситуаций, но для её решения требовался интеллект и душевные качества, которых не было у Меншикова. Да и отступиться от власти или поделить её с кем–то (что было бы надежнее всего) он не был способен. Впрочем, к этой мысли мы еще вернемся.

Именно в этот период жизни Меншиков садится на трон российских императоров, так сказать, примеряет его. Учитывая пропасть, разделяющую его и царствующих особ, поступок и неумный, и бестактный. Тем более что Петру II тут же становится о нем известно, и забыть о глупости Меншикова ему не дают. По тем временам такая «примерка трона» и впрямь была действием чудовищно неприличным, оскорбительным для династии.

Еще одна ошибка? И да, и нет. Да — потому что поступок и правда дурацкий и не могущий не иметь последствий. Нет — потому что дело ведь вовсе не в желании посидеть на троне, а в гложущем Данилыча маниакальном честолюбии. Вот оно — и впрямь его огромная ошибка! Эта та черта, которая и доведет Меншикова до конца. А все мелкие и крупные глупости, которые он делает при этом — изоляция Петра II, которая неизбежно начнет его тяготить, вопрос времени, примеривание трона, нежелание делиться властью — все это только производные.

Именно из–за этой черты Александра Меншикова его абсолютная власть в Российской империи продолжалась всего четыре месяца — до сентября 1727 года.

Чаще всего дело сводится к тому, что, мол, Александр Данилович заболел, а пока он кашлял кровью и чуть ли не готовился к,встрече с Всевышним, Долгорукие успели нашептать юному царю всякие гадости про Меншикова, и он переменился к своему будущему тестю.

Люди, особенно не любящие немцев, ссылаются еще и на подлую подпольную работенку Андрея Остермана, который, мол, постепенно вбивал клин между Петром II и своим благодетелем Меншиковым. Скажу сразу — «работенка» была. Но состояла она вовсе не в «настраивании» Петра против Александра Даниловича, а просто в разъяснении Петру его полномочий императора, его обязанностей, которые Меншиков не давал ему исполнять, его прав, которыми Меншиков не давал ему воспользоваться. Но ведь в этом, среди всего прочего, и состояли обязанности Андрея Ивановича Остермана как воспитателя и учителя царя… На мой взгляд, его главная «хитрость».и состояла в честном выполнении своего долга. Таким образом, он «предавал» Меншикова? Несомненно! Но если бы Андрей Остерман вел себя иначе — он рано или поздно столкнулся бы с недоуменными вопросами и упреками другого лица — императора. На мой взгляд, Остерман выбрал правильно, в том числе и с точки зрения карьеры.

Кстати, никогда не существовало и тандема «Остерман — Долгорукие». Никогда! Ни малейшего сговора! И более того — Андрей Иванович относился к Долгоруким гораздо лучше, чем они к нему. Он–то для Долгоруких был кто? Худородный выскочка, неприкаянный пришелец из Вестфалии, приживалец, не имеющий никаких прав.

А Иван Долгорукий для Остермана выступает в роли человека, может быть, и недалекого, но не вредного, даже полезного для нравственного воспитания Петра. Есть такая малоизвестная история — когда в августе 1727 года к Петру принесли на подпись смертный приговор, юный царь, не задумываясь, схватил перо — подписать и поскорее отвязаться. И тогда Иван Долгорукий сильно укусил Петра за ухо.

— Ты что?!

— Я хотел тебе показать, как больно будет тому, кому станут отрубать голову…

В конечном счете смертный приговор был подписан, и очень может статься, преступник этого заслуживал, но действия Ивана — пускай не самые изящные — заслужили полное одобрение Остермана. В детях надо воспитывать способность к сочувствию и доброту! А что, читатель, разве он не прав?

И если Остерман считал, что Петру полезнее охотиться в компании Долгоруких, чем сидеть в компании Меншикова, — в этом тоже ведь есть доля правды. Потому что Долгорукие при всех своих не лучших качествах были несравненно менее развращены, чем Меншиков.