Горбачев. Его жизнь и время - Уильям Таубман Страница 6

Будучи генеральным секретарем ЦК КПСС, Горбачев обладал властью изменить почти все. Кроме того, он был исключительным человеком среди равных ему по положению. Конечно, его ценности разделяли и другие советские граждане, даже высокопоставленные, однако на самом верху единомышленников у него почти не было. Почти до самого конца его поддерживали лишь трое членов Политбюро – Александр Яковлев, Эдуард Шеварднадзе и Вадим Медведев, – но все они были назначены и удерживались на своих должностях самим Горбачевым. Арчи Браун, опытный британский эксперт-советолог, писал: “Нет ни малейшего основания предполагать, что в середине 1980-х появилась бы хоть сколько-нибудь вероятная альтернатива Горбачеву и что этот другой лидер перевернул бы вверх тормашками марксизм-ленинизм и радикально изменил бы и свою страну, и всю международную систему, попытавшись предотвратить упадок, который не представлял непосредственной угрозы ни [советскому] строю, ни лично ему” ^[2].

Покойный российский философ и социолог Дмитрий Фурман осмыслял уникальную роль Горбачева в более широком контексте: по его словам, это был “единственный в русской истории политик, который, имея в своих руках полную власть, сознательно во имя идейных и моральных ценностей шел на ее ограничение и на риск ее потерять”. Для Горбачева прибегнуть к насилию, чтобы удержаться у власти, было бы равнозначно поражению. Согласно его собственным правилам, такая победа и была поражением. А потому, пишет далее Фурман, “по этим правилам его поражением было победой”, – хотя (следует добавить) самому Горбачеву в ту пору так вовсе не казалось ^[3].

Как же Горбачев сделался Горбачевым? Как крестьянский мальчишка, который на “отлично” написал сочинение, восхвалявшее Сталина, превратился в могильщика советского строя? “Одному Богу известно”, – со вздохом отвечал на этот вопрос многолетний премьер-министр Горбачева Николай Рыжков, под конец отвернувшийся от него ^[4]. Один из ближайших помощников Горбачева, Андрей Грачев, называл его “генетической ошибкой системы” ^[5]. Сам же Горбачев считал себя и “порождением” этой системы, и “антипорождением” ^[6]. Но как же получилось, что он оказался и тем и другим?

Как он сделался большим партийным начальником, несмотря на самые строгие, какие только можно себе представить, проверки и поручительства, призванные оградить систему от людей вроде него? ^[7] Как, спрашивает Грачев, “у власти в не вполне нормальной стране оказался человек с нормальными нравственными рефлексами и чувством здравого смысла”? ^[8] Американский психиатр, который составлял характеристики иностранных лидеров для Центрального разведывательного управления, так и не разгадал эту “загадку”: как столь “жесткая система” могла породить столь “склонного к новаторству и творчеству” руководителя? ^[9]

Каких перемен хотел Горбачев для своей страны, когда пришел к власти в 1985 году? Склонялся ли он лишь к умеренным экономическим реформам, как утверждал в ту пору, и, только видя отсутствие результатов, решил сделать их более радикальными? Или же он с самого начала стремился покончить с тоталитарной системой, но скрывал свои намерения, потому что иначе бы его растерзали те самые члены Политбюро, которые его выбирали? Что же все-таки вдохновило его на попытки преобразовать коммунистическую систему СССР? Что навело его на мысль, что он сможет преобразовать диктатуру в демократию, командную экономику – в рыночную, сверхцентрализованное унитарное государство – в настоящую советскую федерацию, а холодную войну – в новый мировой порядок, основанный на отказе от силы? Причем все это – одновременно и при помощи “эволюционных” (по его выражению) средств? С чего он взял, что всего за несколько скоротечных лет сумеет сломать российские политические, экономические и общественные шаблоны, которые просуществовали не один век: это и царское самодержавие, затем переросшее в советский тоталитаризм, и длительные периоды полурабской покорности властям, изредка прерывавшиеся вспышками кровавых бунтов, и минимальный опыт гражданской активности, подразумевавшей компромисс и консенсус и отсутствие традиции демократической самоорганизации и реальной власти закона? Вот что сказал позже сам Горбачев о российском складе ума, который сильно мешал ему: “Наш российский менталитет требовал, чтобы новую жизнь ему подали на блюдечке с голубой каемочкой, и немедленно, без реформирования общества” ^[10].

Был ли у Горбачева план? В чем состояла его стратегия изменения страны и мира? Критики утверждают, что у него не было ни плана, ни стратегии. А вот сторонники отвечают на это, что их не было ни у кого. Никто не мог бы придумать четкого плана для одновременного переустройства собственной страны и всего мира.

Но если оставить в стороне вопрос о том, был Горбачев искусным стратегом или нет, то разве нельзя его назвать блестящим тактиком? Ведь иначе он не убедил бы большинство людей в Политбюро, не согласных с его радикальными реформами, все-таки одобрить их. И был ли он при этом “недостаточно решительным и последовательным”, как сказал один из его ближайших помощников Георгий Шахназаров? ^[11] Можно ли согласиться с такой оценкой, учитывая, что на протяжении всех шести лет он постоянно рисковал, и в любой момент его могли сместить или даже посадить в тюрьму?

Как повел себя Горбачев, когда многие из его кремлевских товарищей обратились против него и в августе 1991 года очень многие из назначенных им самим людей попытались его свергнуть? А может быть, это он их предал, внушив им, будто собирается модернизировать советский строй, а на деле, сам того не желая, способствовал его развалу.

Был ли Горбачев человеком мстительным, не склонным прощать? Может быть, здесь кроется разгадка его роковой неуживчивости с Борисом Ельциным? Но ведь он простил или забыл ту резкую критику, с которой обрушились на него некоторые ближайшие помощники, и оставил их при себе, когда, лишившись власти в 1991 году, учредил фонд своего имени. “Я не могу мстить, не прощать”, – говорил он сам значительно позднее ^[12].