Древняя история смерти - Владислав Петров Страница 6

Люди из глины и камня

Боги сделали семь фигур первых манси из лиственницы и семь из глины, но легкие деревянные — и перспективные, как указывает миф, с точки зрения вечной жизни — фигуры разлетелись от дыхания «верхнего бога» Нум-Тору-ма. Пришлось Калтась-экве, младшей сестре Нум-Торума, оживить фигуры из глины, качество которых на поверку оказалось ниже среднего. Они тонули в воде, страдали чрезмерной хрупкостью конечностей, болезненно потели и вообще маялись разными хворями — какое уж тут бессмертие!

Другой вариант этого мифа сообщает, что Нум-Торум лично сделал первоманси из смеси глины и снега, а затем покрыл еще бездыханные тела особо твердой оболочкой — абсолютной гарантией бессмертия — и пошел за душами. Но пока он отсутствовал, в его мастерскую проник глава Нижнего мира Шул-Атыр и всю эту чудесную оболочку содрал, как антипригарное покрытие со сковородки. Когда Нум-Торум вернулся, ничего поделать уже было нельзя, и он оживил заготовки, испорченные Шул-Атыром.

Первомужчина эскимосов чугач, коренных жителей Аляски, был сотворен местным богом из камня, но, когда уже работа подходила к концу, бог перестарался и сломал бедняге ногу.

Пришлось все начинать сначала, но больше камня у бога под рукой не оказалось, и он слепил первочугача из глины. В дальнейшем у этой модели выявился один, но существенный недостаток — с годами глина начала осыпаться, перво-чугач постепенно старел и функционировал все хуже. Тем не менее бог превратил глину в человеческую плоть и запустил модель в серию.

При этом он дал первому поколению серийных чугачей шанс на бессмертие. Для этого им, четверым братьям и сестре, необходимо было — ни много ни мало — подстрелить смерть, принявшую облик седого старика и засевшую в гнезде на высоком дереве. В случае удачи они навсегда остались бы молодыми. Но легко сказать — трудно сделать. Сколько ни стреляли братья и сестра, их стрелы ломались в полете…

Народ мизо, проживающий в Восточной Индии, тоже был сделан из глины. Его история — сюжет, как минимум, для небольшого романа.

Местный бог вылепил мужчину и женщину, но дело до конца не довел и отправился спать. Пока он восстанавливал силы после тяжелой работы, приползла змея и фигурки проглотила. На следующий день все повторилось: бог опять весь день занимался лепкой, опять устал, и опять в самый ответственный момент его сморил сон. То же самое случилось и в несколько последующих дней. Бог каждое утро с маниакальным упорством брался за глину, но к заходу солнца останавливался на полуфабрикате. Наконец он сообразил вылепить охранника-собаку, и она, когда змея приползла, чтобы привычно проглотить глиняные фигурки, прогнала ее прочь.

Наутро бог доделал мизо и оживил, но и змея, которой, надо полагать, осточертела глиняная диета, была вознаграждена за настырность: мизо были сотворены смертными, чтобы змея могла пожирать их бренные останки. Впрочем, вскоре змея едва не была снова посажена на голодный паек, поскольку у мизо появилась реальная возможность сделаться вечноживущими.

Как-то семеро братьев мизо отправились с лес по дрова. По дороге они убили оленя и велели самому младшему заняться готовкой, а сами — раззудись плечо, размахнись рука! — взялись за топоры. Когда настало время обеда, усталые, но довольные, предвкушая, как набьют животы мясом, шестеро братьев вернулись на поляну, где оставили своего младшенького, и увидели, что никакого обеда нет. Младший брат развел руками и понес околесицу: мол-де, он разрубил оленя на части и положил на листья, но тут с дерева на оленину упали другие такие же листья, вследствие чего куски мяса собрались воедино, олень ожил, вскочил на ноги и убежал.

Понятно, что оголодавшие братья не поверили ни единому его слову. И кто-то из них в сердцах взмахнул топором — а может быть, и не в сердцах, а с научной целью, дабы экспериментом подтвердить услышанное… В любом случае это была отличная идея. Кровь хлынула потоком, но не успел младшенький упасть замертво, как с чудесного дерева, название которого, к сожалению, осталось неизвестным, на его тело посыпались в изобилии листья. Свежеубиенный зашевелился, рана его вмиг заросла, и он живехонький предстал перед братьями. Первыми его словами после воскресения, надо полагать, были: «Ну, кто из нас прав?!» И старшим братьям, вероятно, ничего более не осталось, как признать свою ошибку.

Забыв про лесозаготовительные работы, они собрали замечательные листья, содрали с дерева кору, которая также обладала оживляющими свойствами, и с песнями пошли домой. Листья пригодились почти сразу: ими была оживлена дохлая собака — наверное, та самая, что когда-то защитила недолепленных мизо от змеи. В деревне листья и кора были разложены для сушки, и оживленной собаке велели глаз с них не спускать.

Но, увы, про находку мизо узнали солнце и месяц. Действуя сообща, они заморочили собаке голову и выкрали листья и кору. Собака погналась за ними, и погоня эта продолжается по сей день. Время от времени собаке удается схватить то одного, то другого, и тогда происходят затмения, но в последний момент удача ей изменяет.

Как бы то ни было, солнце и месяц спасли (во всяком случае, пока) змею от необходимости менять рацион. Что касается мизо, то они, понятное дело, ринулись обратно в лес, но найти дивное дерево им не удалось. Есть предположение, что оно просто зачахло — зря братья ободрали с него всю кору.

Хотели как лучше…

Люди народа джуанг из индийского штата Орисса когда-то жили, умирали и воскресали согласно ритуалу, уставленному местным демиургом Махапурубой. Демиург же указывал, что человека, дабы он правильно воскрес, следует для начала правильно закопать. Правильно погребенные джуанги через некоторое время после похорон выбирались из могил и жили в полное свое удовольствие до следующей промежуточной смерти, а те, кому по какой-то причине не повезло быть закопанными, превращались в злых духов и лютовали по окрестностям. Их Маха-пуруба предписал отлавливать и сжигать дотла.

Точнее, они должны были превращаться и лютовать, но превращались или нет, доподлинно неизвестно. Дело в том, что, согласно мифу, джуанги неукоснительно выполняли ритуал, установленный Махапурубой, и повода для появления злых духов не давали. А если кто и давал, то это не становилось достоянием широкой общественности. В любом случае можно смело говорить, что число злых духов, произошедших от джуангов, было невелико.

Так продолжалось до тех пор, пока не умер один мужчина и его вдова вместо того, чтобы соблюсти обряд и предать тело земле по всем правилам, чуть ли не принародно отволокла труп в лес. Позже, когда дошло до разбирательства, она объяснила это тем, что, дескать, у нее не хватило сил вырыть могилу. Хотя не исключено, что все было сделано умышленно, — кто знает, может быть, муж ей надоел и она не хотела, чтобы он воскресал? С другой стороны, каждая здравая женщина понимает, что постылого мужа, при всех прочих равных условиях, лучше иметь в виде живого человека, чем в виде злого духа.

Впрочем, здесь не место для спекуляций, поскольку Махапуруба поверил вдове на слово, и нам тоже ничего не остается, как вслед за демиургом принять ее версию событий. Да и, в сущности, не имеет значения то, насколько правдива эта женщина, — будь она даже святой, нет сомнений, что именно ее действия привели в итоге к последствиям, трагическим для всего народа джуанг. Не последнюю роль сыграла и доброта Махапурубы, который войдя в положение вдовы, воскресил ее мужа, минуя ритуал, но никого об этом не оповестил: сделал, в общем, сюрприз.