Солнце, вот он я - Чарльз Буковски Страница 6

А вот пошлый вопрос. Кто величайший поэт из живущих?

Это не пошло. Это трудно. Ну, у нас есть Эзра… Паунд и есть Т. С., но оба писать перестали. А из пишущих, я бы сказал… о, Ларри Айгнер ^[39].

Правда?

Да, я знаю, так еще никто не говорил. Но я больше никого придумать не могу.

Что вы думаете о поэтах-гомосексуалистах?

Гомосексуалисты хрупкие, скверная поэзия тоже хрупкая, а Гинзберг перетянул чашу весов так, что гомосексуальная поэзия стала крепкой, почти мужской; но в конечном итоге гомик останется гомиком, а не поэтом.

Обращаясь к вещам посерьезнее — как, по-вашему, повлиял Микки-Маус на Американское Воображение?

Трудно. Вот трудно так трудно. Я бы сказал, Микки-Маус больше повлиял на американскую публику, нежели Шекспир, Мильтон, Данте, Рабле, Шостакович, Ленин и/или Ван Гог. А это говорит нам про американскую публику «Чё?». Диснейленд остается центральным развлечением в Южной Калифорнии, но наша реальность — по-прежнему кладбище.

Как вам нравится писать в Лос-Анджелесе?

Все равно, где пишешь, были бы стены, машинка, бумага и пиво. Можно и в кратере вулкана. А вот как по-вашему, удалось бы мне убедить двадцать поэтов скидываться по доллару в неделю, чтоб я в тюрьму не сел?

Сколько раз вас арестовывали?

Откуда ж я знаю? Не очень много — раз четырнадцать-пятнадцать. Мне казалось, что я круче, но всякий раз, когда сажали, у меня нутро разрывалось; сам не знаю почему.

Буковски, что вас ждет в будущем, раз теперь все хотят печатать Буковски?

Раньше я валялся пьяным по закоулкам — и дальше, наверно, буду. Буковски — это кто? Я про этого Буковски читал, а я-то тут при чем? Понимаете?

Как влияет на вашу работу выпивка?

Хмм… я, по-моему, не написал ни одного стихотворения совершенно трезвым. Однако написал несколько хороших — или плохих — под молотом черного бодуна, когда не знал, что лучше — еще выпить или вены вскрыть.

Сегодня вам, похоже, неможется.

Это да. Воскресный вечер. У меня была крутая программа на восемь заездов. Я опережал на сто три к концу седьмого. Пятьдесят на победителя в восьмом. И на полкорпуса меня обошел лихач шестьдесят-к-одному — его давно следовало пустить на кошачий корм, собаку. Как бы то ни было, день с мелким проком — или пророком — привел к вечеру с выпивкой. А этот интервьюер меня разбудил. И после вашего ухода я собираюсь напиться — я не шучу.

Мистер Буковски, как вы считаете, мы все действительно скоро взлетим на воздух?

Да, пожалуй, взлетим. Простой математический расчет. Потенциал есть, а потом берем человеческий разум. И где-то посреди непременно окажется какой-нибудь клятый дурень или псих у власти, который просто-напросто взорвет всех нас к чертям собачьим. И ага — все сходится.

А что вы думаете о роли поэта в этой мировой каше?

Мне не нравится, как сформулирован вопрос. Роль поэта? Да почти никакая… Никакая, хоть в петлю. А если он из кожи вон лезет, закрутеть старается, как наш дорогой Эзра, тут-то его и ата-та по розовой попке. Поэт, как правило, — это недочеловек, маменькин сынок, не подлинная он личность, и вовсе он не годится для того, чтобы вести настоящих людей в делах крови или мужества. Я знаю, вам так не нравится, но я же должен вам сказать, что думаю. Раз есть вопросы, должны быть и ответы.

Да?

Ну откуда я знаю…

Я в более космическом смысле. Вот вам нужны ответы?

Нет, конечно. В более космическом смысле нам нужно только одно. Сами знаете… камень в головах, если повезет, а если нет — зеленую травку.

Так нам вообще оставить корабль — или надежду?

Зачем эти клише, общие места эти? Ладно, я бы сказал, что нет. Корабль нам не оставлять. Я так скажу, как бы пошло ни звучало: силой, духом, огнем, дерзостью, азартом нескольких человек мы некоторым образом можем спасти тушу человечества, и она не утонет. Никакой свет не гаснет, пока не погаснет. Давайте сражаться, как люди, а не крысы. Точка. Без уточнений.