Битва при Пуатье - Жан Девиосс Страница 6

Может быть, потому, что племя курайшитов, которые являлись его хранителями, добилось наибольшего влияния и навязало другим свое святилище, или же потому, что паломничество, цель которого состоит в поклонении Камню, совпадало со сбором фиников и очень часто с ярмаркой. Как бы там ни было, в этом случае можно наблюдать объединение религиозных и коммерческих интересов, что еще раз подтверждает тезис Дави о перемирии на базарной площади, согласно которому торговый обмен мог возникнуть лишь под сенью святыни. Именно поэтому тот факт, что сделки заключались даже в стенах Каабы в промежутке между двумя молитвами, не обязательно служит доказательством упадка язычества.

Мы уже видели, как протекает жизнь в пустыне и как эта жизнь закаляет человека. Является ли эта парадоксальная удача кочевника уделом всех арабов? Помимо этой злосчастной Аравии, поражающей воображение исследователя или путешественника, некоторые историки ^[20] настойчиво твердят о значении другой Аравии – счастливой.

Здесь жизнь возможна во все времена года. Благодаря близости моря, ярко выраженному рельефу, воды которого еще в самой глубокой древности были собраны в каналы с помощью плотин, вроде известной нам дамбы в Марибе, этому региону суждено было породить процветающие цивилизации, все более многочисленные следы которых обнаруживает современная археология. Можно упомянуть четыре великие империи, хронология которых остается спорной: Ма'ан, Саба, Катрабан и Хадарамаут.

Именно в эту страну в 24 г. до Р. X. по приказу Августа направилась экспедиция под командованием Аклия Галла, префекта Египта. Согласно преданию, подхваченному Бенуа-Мешеном, ^[21] римские легионеры вошли в бесплодную пустынную местность и погибли, изведав пытку зноем и изнурением; но, безусловно, в реальности дело обстояло по-иному. Эти легионеры не углублялись в пустыню. Они двигались вдоль западного побережья Аравии, пока не потерпели крушение у Марибы, безусловно, представляющей собой современный Мариб. Известно, что благодаря своей плотине и совершенной оросительной системе этот район был полностью возделан. Разрушение этого сооружения, с чем связывают упадок страны, относится к гораздо более позднему периоду. Следовательно, стоит отказаться от символической картины занесенных песком трупов, все еще сжимающих мечи полуистлевшими пальцами, и, напротив, понять, что сказочные богатства этой части Аравии возбуждали аппетиты ее соседей. Она производила духи («По всей Аравии разливается их божественный аромат», написал Геродот), там же можно было найти мирру, ладан и ароматы – благовония, пользовавшиеся большим спросом в античном мире. ^[22] Ее географические положение у слияния двух морей делало ее ключевым пунктом в торговле между Дальним Востоком и Африкой с одной стороны, и Средиземноморским бассейном – с другой. Ее побережья благоприятствовали каботажному плаванию. Туда переправлялись жемчуг, добытый» в Персидском заливе, слоновая кость, шелк, хлопок, полотно, рис и перец с Инда и из Африки, рабы, обезьяны, золото, страусовые перья в обмен на всю продукцию Средиземноморья. К этой внушительной торговле добавлялись сельскохозяйственные и ремесленные ресурсы.

Очевидно, что утверждение Жака Пиренна ^[23] о том, что благодаря пересекающим Аравийский полуостров караванным путям и каботажу, осуществлявшемуся вдоль его берегов, он уже с самой глубокой древности играл существенную роль в экономических связях между Западом и Востоком, основано на истории и экономике именно этой, богатой, части Аравии. К VI в. после Р. X. там уже были важные города, Маскат и Адан на юге, а также Медина и Мекка в Хиджазе – крупные рынки на пути от Красного моря в Азию. Охрану караванов брали на себя сами же дикие бедуины.

С конца IV в. Сасаниды завербовали себе помощников из их числа, направив их в Месопотамию. Те же образовали небольшое государство, подвассальное Персии, со столицей в Хире и приняли христианство несторианского толка. ^[24] В VI в. Византия, в свою очередь, поселила бедуинов на юге Сирии; они также создали вассальное государство и тоже обратились в христианство, но в форме монофизитства, ^[25] которое в то время восторжествовало в Сирии и Египте. Наконец, завоевание Йемена Хосровом I еще теснее связало Мекку и Медину с международной экономикой. Мистическое движение росло наряду с расширением христианства. В арабских городах христианские общины пополнялись в основном за счет простого народа, в то время как евреи, поселившиеся в Аравии вследствие гонений Ираклия, ^[26] занимали важное место в городской среде, образуя в ней свою плутократию. Именно в этой обстановке Мухаммед, который и сам принадлежал к классу зажиточных горожан, начал свое пророческое служение.

Не делая такого упора на важности экономических реалий, Годефруа-Демомбин подчеркивает, ^[27] что чудесное рождение одной из величайших религий мира в пустыне не более чем иллюзия: в действительности пустыню, о которой идет речь, пересекает широкая полоса оазисов и степей, а возвышенные и орошаемые районы на побережьях кормят многочисленное население, сформировавшееся в соприкосновении с людьми древней цивилизации.

Хорошо бы учесть эти оговорки и с их помощью добавить полутонов в традиционный образ пустынной Аравии, но не следует отказываться и от тезиса Лоуренса. Чтобы подтвердить его, он ссылается на реальный закон человеческой географии, о котором говорит и Бенуа-Мешен и следствия которого можно наблюдать еще и сегодня.

В процветающем Йемене образовался избыток населения, которое не могло покинуть его, ни переправившись через Красное море из-за враждебности Абиссинии, ни поднявшись по его побережью на север, так как Хиджаз тоже страдал от перенаселенности. Поэтому мелкие, самые неимущие группы, побуждаемые неумолимой необходимостью, уходят в глубь пустыни; земледельцы превращаются в кочевников, рискуя снова стать пахарями по другую ее сторону. Лоуренс превосходно описывает ^[28] эту «кузницу кочевников», этот «пустынный Гольфстрим», неисчерпаемая энергия которого живет в семитах и преподает каждому из своих участников самую ядовитую и обстоятельную из всех социальных дисциплин, номадизм. Даже если этот тезис и преувеличивает опасности переправы через Красное море, а кочевничество никогда не носило столь неотвратимого характера, от этого ничуть не страдает тот факт, что между пустыней и арабом существует глубокое сродство. Во-первых, горожане составляют лишь ничтожное меньшинство, и даже они восприимчивы к зову пустыни. Мы видим, как преуспевающий Мухаммед, супруг богатой Хадиджи, регулярно удаляется туда, однажды – на целый год, чтобы там предаваться размышлениям, ибо семиты, как евреи, так и христиане, или арабы, всегда взирали на пустыню как на оптимальное место для религиозного вдохновения. Синай находится в пустыне. Когда же отклик на зов пустыни не был продиктован обстоятельствами или аскетизмом, человеком двигали более прозаические соображения торговли.