Судьба короля Эдуарда - Эмиль Людвиг Страница 6

Тогда же произошло и второе значительное событие в жизни братьев — коронация их родителей, которой предшествовали долгие приготовления, и юноши (одному было семнадцать, другому шестнадцать лет) присутствовали при этом, внимательно ко всему приглядываясь, ну и, конечно, критикуя отдельные детали. Но именно тот знаменательный день четко обозначил различия между братьями, как бы разграничил их роли. Этим летним утром, когда раззолоченный средневековый кортеж двинулся в Вестминстерское аббатство, в шестой карете сидели пятеро детей супружеской четы, направлявшейся на коронацию: Эдуард, уже носивший костюм кавалера ордена Подвязки, рядом с ним Альберт, все еще в форме морского курсанта; два самых младших брата в костюмах шотландских горцев и сестра в белом платьице.

Потом, в соборе, наследный принц должен был стоять в первом ряду; тогда как Альберт и остальные дети сидели сбоку и восхищенно наблюдали за пышным зрелищем. Красивый семнадцатилетний юноша в живописном костюме, впервые надевший маленькую корону, прекрасно понимал, что половина Англии и представители всей Британской империи смотрят на него и прислушиваются к его словам, когда он, преклонив колено перед отцом, только что провозглашенным королем, произносит традиционную клятву: «Я… отныне ваш вассал душой и телом, мое земное предназначение — поклонение и служение вам, честь моя — в преданности вам, я готов жить и умереть, защищая вас».

Потом, когда принц запечатлел поцелуй на щеке короля, тот привлек к себе сына и ласково поцеловал его. Позднее, в замке, после окончания церемонии, дети короля склонились над альбомом с новыми почтовыми марками — жители острова Ньюфаундленд на радостях выпустили марки с изображением всех принцев. Совсем ненадолго взрослеющие принцы вновь превратились в детей, и между братьями и сестрой вспыхнул жаркий спор о том, кто лучше всех вышел на марках и какая марка самая ценная.

Вскоре после коронации Эдуард получил титул принца Уэльского. Король Англии имеет право наделять одного из своих сыновей титулом принца Уэльского по своему выбору. И вот сейчас Эдуард, юный рыцарь в алом плаще, стоит на древней каменной стене замка Карнарвон, что возведен на месте римской цитадели, на площадке между двумя старинными башнями. Бархатная шапка надвинута на лоб, когда отец вручает ему меч и корону, взгляд у него серьезный и напряженный. Потом Эдуард получает золотой жезл командующего, а на средний палец ему надевают перстень, который обручает его с Уэльсом и нарекает отцом края и его народа… Все это выглядело почти неправдоподобно, но невероятнее всего оказалась жара, — знаменитая жара 1911 года. Молодому человеку, облаченному в тяжелый бархат, пришлось в тот день нелегко — он долго стоял неподвижно под полуденным солнцем.

И эта сцена в средневековом духе развертывалась на глазах двух очень умных и современных людей, впоследствии еще долгие годы оказывавших влияние на жизнь принца. Это были гости королевской семьи Ллойд Джордж и Уинстон Черчилль; последний в качестве home-secretary ^[8] огласил официальный указ. Без сомнения, уже тогда молодой принц начал понимать парадокс своей будущей власти: сам он предстал на церемонии в фантастическом облачении, отец — во всем великолепии парадного мундира, тогда как присутствовавшие здесь министры в обычных современных костюмах напоминали двух директоров оперного театра. Их стараниями на сцену выводятся знаменитые теноры и басы, но администраторы нисколько не завидуют их успеху, ибо только они определяют репертуар.

V

Принц Альберт снова вернулся в военно-морское училище, чтобы завершить начальный курс обучения. Полгода он провел на борту своего первого судна, чтобы вникнуть в суть морской службы. На «Камберленде», учебном корабле водоизмещением девять тысяч тонн, принц находился вместе с шестьюдесятью другими курсантами — так же, как его отец тридцать лет тому назад; затем он служил гардемарином на борту «Коллингвуда». Чтобы с ним не обращались как с членом королевской фамилии, он значился под именем мистер Джонстон, и офицеры попросту так его и звали. Сон в подвесной койке, гимнастика, ванна, завтрак, часы учебы, занятий в орудийном отделении; матросский образ жизни, матросские шутки, которые он очень ценил; работы было много, что и отмечал капитан судна в рапорте: «Он всегда был занят каким-нибудь делом». С Альбертом находился на борту и его старый друг Грэг.

Альберт впервые увидел мир, который до сих пор изучал лишь по картам: обозначенную красным цветом Британскую империю, а также земли, закрашенные в атласе другими цветами и принадлежащие другим странам. Теперь они наяву всплывали из моря, те острова, о которых так много рассказывал ему отец: сначала Тенерифе, затем Тринидад и Мартиника, далее — Ямайка, Гавана, Бермудские острова. Наконец подошли к Канаде. Альберт был первым сыном короля, побывавшим за десятки лет в Канаде, и восемнадцатилетний юноша, сильно смущенный, обязан был представлять Империю; ему не приходилось часто выступать на публике, это очень пугало его, но он должен был представительствовать, пожимать руки и давать автографы девушкам, так что однажды одной из них он заметил: «У меня чудовищный почерк и целая куча имен. Вам угодно, чтобы я написал их все?» Необходимо было также внимательно следить за тем, чтобы протанцевать с французскими канадками ровно столько же танцев, сколько и с английскими.

Альберт был молод, и с удовольствием подыскал бы себе хорошенькую девушку. На каком-то празднике он очень обеспокоил сопровождающих своей излишней галантностью. Но тут у принца неожиданно оторвалась пуговица от брюк, что вынудило его вцепиться в брючный пояс; это вызвало взрыв хохота, но придворные были благодарны провидению: этикет оказался восстановленным благодаря мелкому нарушению в костюме Альберта. В Оттаве он внезапно заболел, настроение ухудшилось, и поэтому был рад опять подняться на борт. Казалось, юный курсант становился настоящим моряком, который уютнее чувствует себя на море, чем на суше. Не только судьба, но, похоже, характер и способности располагали Альберта к роли второго сына, и он по-своему был счастлив этой ролью.

Старший брат находился вдали от него. Кажется, в течение двух лет братья лишь один-единственный раз снова оказались вместе, обретя былую близость; произошло это во время пасхального круиза на борту «Коллингвуда», куда в качестве гостя был приглашен Эдуард. Они прошли вдоль западного побережья Шотландии, иногда причаливая к берегу, чтобы поиграть в гольф; братья подолгу рассказывали друг другу о своей жизни, сравнивая и обсуждая свои столь разные впечатления.

В восемнадцать лет Эдуард был студентом: он стал им совершенно неожиданно для себя и даже без соответствующей подготовки. Понимая, с какой неохотой их сын расстается с морем, родители сначала отправили Эдуарда на несколько недель во Францию, но ни охота, ни рыбная ловля, ни пикники не смогли его развлечь; на портрете, сделанном во Франции, молодой человек выглядел таким мрачным, что в Лондоне обеспокоились его состоянием. Ведь мы часто узнаем о чьем-либо душевном настрое, только увидев его глазами художника. Потом Эдуард отправился в Оксфорд.

Благодаря сдержанности, врожденному такту, умению никогда излишне не подчеркивать важность своей особы, принц Уэльский оказался защищенным от традиционного чванства оксфордских студентов — они даже мысли не допускали, что в Европе можно найти с полдюжины более старых, более живописных и более авторитетных с точки зрения научных знаний университетов, чем Оксфорд.