Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941-1942 - Гюнтер Банеман Страница 6

Красивый дом, прекрасный сад, где в изобилии цвели розы и другие цветы, тихая улочка перед ним – мой дом! Мужчина лет за сорок, еще не старый, но уже начавший седеть. Редко улыбавшееся лицо, несколько тяжеловатое, словно высеченное из камня и прорезанное ранними морщинами; это были следы неизгладимых впечатлений, которые наложила на него жизнь. Его фигура – сильная, негнущаяся, очень прямая, словно он аршин проглотил, говорила о том, что это бывший офицер, гауптман кайзеровской армии. Выправка и стать этого мужчины напоминали о прошедших годах. Годах германских гордости, силы и страданий.

Когда мужчина двигался, его походка напоминала о том, что нельзя было забыть, – о Первой мировой войне – о лишениях, атаках, окопах, снарядах и пулях.

Однажды, еще мальчиком, я нашел в комоде маленькую коробочку, привязанную к пистолету «Люгер» («Парабеллум». – Ред.). Я открыл коробочку и принес ее в комнату, где сидел мужчина. Положив ее перед ним, я спросил:

– Скажи мне, что это такое?

Он пристально посмотрел мне в лицо и велел сесть рядом. Потом медленно, но очень эмоционально рассказал о том, что ему довелось пережить во время Первой мировой войны.

Крест из черного железа, очень простой.

– Это Железный крест 2-го класса. – Рука мужчины положила его на стол, и я выслушал рассказ. Еще один крест с серебряным ободком. – Это – Железный крест 1-го класса. – И я выслушал еще один рассказ. Теперь в руках отца был голубоватый крест с золотыми краями и выбитой в центре короной кайзера. – Орден «За заслуги», – пояснил отец. Это была самая высокая награда в кайзеровской армии. В коробке лежали другие медали и кресты. Наконец, он достал серебряную медаль. – Это – медаль, которой награждали солдат и офицеров, получивших ранение.

Я посмотрел на отца, и на его лице промелькнула улыбка.

– Да, сын, я получил эту медаль и за покалеченную ногу тоже, – сказал он и, протянув мне коробку с привязанным пистолетом, велел положить туда, где я ее взял. Вот каким был мой отец!

Я вспоминал об этом случае, глядя на море, такое тихое и спокойное. Вдруг мое уединение нарушил шум шагов. Я взглянул вверх и увидел, что рядом со мной стоит Йозеф.

– Его отправили в концлагерь – и там повесили!

Он прошептал эти слова, и я понял, что Йозеф прочитал письмо моей матери, которое осталось в палатке. Некоторое время он молча сидел рядом.

– Что будешь теперь делать, Гюнтер? – спросил он.

Я ничего не ответил. И тут меня словно осенило.

– Уйду! – сказал я. – Дезертирую из армии – сегодня же!

Йозеф посмотрел на меня и, немного помолчав, сказал:

– Я тебя понимаю. Я бы тоже ушел. Ну что ж, пойдем вместе!

Мы встали и двинулись в темноте к своей палатке. В лагере было необычно тихо.

Петляя среди палаток, машин и щелей, в которых солдаты прятались от бомбежки, мы никого не встретили. Я спросил Йозефа, куда все подевались.

– Да там, в большой ротной палатке, устроили что-то вроде общей вечеринки, – пояснил он, показывая на отдаленную рощицу финиковых пальм.

– А что, сегодня какой-то праздник? – спросил я.

– Ara, в первый раз за все это время нам завезли пиво. Думаю, выйдет по котелку на брата или около того. Они там, наверное, все ноги оттоптали, стоя в очереди. А мне на это наплевать, – пробормотал он.

В эту минуту вдалеке заиграл духовой оркестр и хриплые голоса затянули:

– Мы бомбим Англию!

– Хотел бы я знать, что они будут делать, когда у них закончатся бомбы, – ехидно произнес Йозеф и откинул клапан нашей палатки, чтобы мы могли войти.

– Не знаю, но представляю, что здесь начнется, когда обнаружат, что я исчез!

Йозеф улыбнулся.

– И я тоже, – бросил он.

– Что? – воскликнул я. – А ты-то куда собрался, дурень?

– Да уж не дурнее тебя. Почему я не могу уйти с тобой? Ты что, думаешь, мне приятно куковать здесь одному, в этой полотняной палатке? – отрезал он и вытащил из-за раскладушки свой вещевой мешок.

Он высыпал его содержимое на землю.

– Посмотрим, что нам может понадобиться. Надо взять только самое необходимое.

Но я подошел к нему и задвинул ногой его вещи в угол.

– Что ты себе позволяешь? – зашипел он, рассердившись.

– Мне не нужно, чтобы ты рисковал из-за меня жизнью, – сказал я.

– Ах вот оно что! Значит, если у тебя есть Железный крест 1-го класса и другие награды, так ты думаешь, что один можешь рисковать своей жизнью? – В его глазах пылала злость.

– Нет, не думаю. Но у тебя, насколько я знаю, есть жена, так что охолонись. Ведь даже если тебе и удастся отсюда сбежать, они схватят ее и хорошенько оттрахают.

– Ну и пусть! – фыркнул он. – Ей это не впервой. Ее трахают все, кому не лень! С тех пор как я отправился на фронт, она не пропускала ни одного хмыря в форме, приезжавшего в отпуск! – заорал он.

Взрыв эмоций Йозефа потряс меня до глубины души.

– Послушай, Йозеф! Но откуда, черт возьми, ты все это знаешь, ведь тебя не было дома целую вечность? – спросил я.

– Ты думаешь, я совсем тупой? – выпалил он и бросил какие-то вещи в свой мешок. – Когда я в прошлом году приехал из Франции в отпуск, она встретила меня с сосунком на руках. А я и не знал, что она родила ребенка. Она сказала, что решила приготовить мне сюрприз. – Он как будто выплевывал слова изо рта. – Да, это был сюрприз что надо. Хорош подарочек! А я ведь в нужное время был в Польше, воюя с чертовыми поляками, и никак не мог наградить ее этим арийским сопляком голубых кровей. – Он повернул ко мне свое лицо: – Послушай, Гюнтер, ты не женат. Наверное, женщин у тебя было предостаточно, так что тебе трудно понять, как меня угораздило связаться с такой потаскухой. Но так уж мне повезло!

Я понял, что он всерьез собирается бежать со мной и что переубедить его не удастся.

– Но ты понимаешь, что если нас поймают, то расстреляют без суда и следствия? – осторожно спросил я.

– Да что ты говоришь! А я этого не знал! – засмеялся он. – Зато, когда придет день, когда они захотят продырявить твою шкуру, я буду рядом. Парни, которые занимаются этим гнусным делом, потеряют сон. Когда они увидят, какого лопоухого придурка им надо будет пристрелить, они просто умрут от смеха. Не думаю, что им приходилось расстреливать кого-нибудь смешнее меня. Впрочем, четыре года, проведенные в армии, кого хочешь сделают придурком.

Я не мог сдержать улыбки. Йозеф, оказывается, был ужасным фаталистом.

– Ну хорошо, – сказал я. – Садись и давай все хорошенько обдумаем, да побыстрее. Скоро полночь, а нам надо уйти до двух часов, иначе все пропало.

– Зачем ждать до двух часов? Я возьму с собой только это, – произнес он, показывая на свой мешок. – Сядем в автобус, подъедем к границе и позавтракаем с австралийцами, если они, конечно, завтракают.