Сталинские соколы против асов Люфтваффе - Георгий Баевский Страница 6

В конце 1922 года Коллонтай была направлена в Норвегию со сложной задачей: добиться установления дипломатических отношений. Новая и незнакомая работа не смутила Александру Михайловну, она оказалась на редкость удачливым дипломатом. Коллонтай умела привлекать к себе людей, что для посла чрезвычайно важно, и хорошо понимала мотивы и психологию своих буржуазных партнеров. В начале 1924 года между Норвегией и СССР были установлены дипломатические отношения, а Коллонтай была назначена одновременно советским полпредом и торгпредом в столице Норвегии Осло. В 1926 году Александра Михайловна была назначена полпредом СССР в Мексике, а в 1930 году направлена полпредом в Швецию, где проработала непрерывно 15 лет. Эти годы были трудным и сложным периодом для шведско-советских отношений, особенно в годы Великой Отечественной войны, когда советские посольства оставались только в двух странах Европы — в Англии и Швеции. Дипломатом высокого класса показала себя Коллонтай при выходе Финляндии из двух войн (советско-финляндской 1939–1940 гг., когда мирный договор был подписан 12 марта 1940 г., и перемирие в ходе Великой Отечественной войны, заключенное 19 сентября 1944 г.). В этой сложной обстановке Александра Михайловна сумела создать Общество дружбы Швеции и СССР. И, конечно, успешной деятельности советского полпреда способствовали непринужденные, всегда остроумные беседы на приемах, когда Александра Михайловна, не оставляя никого без внимания, легко переходила со шведского языка на французский, английский, испанский, немецкий, норвежский, датский, которыми владела в совершенстве.

В Стокгольме Коллонтай пользовалась всеобщим уважением и признанием советских сотрудников, большим авторитетом в шведских правительственных кругах и лично у короля Швеции, хотя это и было связано с рядом протокольных препятствий. Еще до Великого Октября шведские власти арестовывали и заключали в тюрьму русскую коммунистку Коллонтай. Когда это обстоятельство стало известно, оно буквально шокировало официальные круги шведской столицы.

При сравнительно малочисленной советской колонии в Стокгольме не было русской школы, и мне предстояло учиться в шведской народной школе. Но здесь-то и возникли непредвиденные и, казалось, непреодолимые препятствия. Помню стопку подготовленных мне в школе учебников, поверх которых лежала Библия. В шведской школе были обязательны изучение Закона Божия, Библии, знание молитв. Каждый учебный день начинался пением под фисгармонию псалмов. Но я, советский парень, пионер, не мог изучать Библию и молиться Богу. Тогда на помощь пришла Александра Михайловна. Несмотря на свой высокий посольский пост, она поехала к директору школы. Переговоры были сложными. Директор категорически отказался полностью освободить меня от этих занятий, сказав, что он не знает случая, чтобы ученик освобождался от основной дисциплины в школе. Но благодаря дипломатическому мастерству и настойчивости Коллонтай было достигнуто компромиссное соглашение: я освобождался от штудирования Библии и пения псалмов, однако присутствовать на уроках Закона Божия я должен был обязательно, а при пении псалмов, как и все одноклассники, — вставать и вести себя смиренно, почтительно. Эти требования приходилось строго выполнять.

Напутствие мне Александры Михайловны Коллонтай было строгим и категоричным:

— Ты должен хорошо учиться, показать шведам, что ты, русский пионер, можешь успешно преодолеть все трудности, ты ни в чем не должен уступать шведским ребятам!

В последующем она живо интересовалась моими успехами. Я старался!

Преподаватель основных предметов в нашем 6-м классе магистр Альбин Рейнер, швед, хорошо знавший немецкий язык, на первых порах, пока я постигал шведский, оказал мне особенно большую помощь. А ведь, придя в класс, я ни слова не знал по-шведски, и казалось, что встречу непреодолимые трудности… Оказалось, нет. У меня сохранился аттестат за 6-й класс шведской народной школы: при отличном поведении и прилежании по всем предметам ниже «хорошо», по 12-балльной системе отметок в аттестате нет.

Дисциплина в школе была необычайно строгой и поддерживалась телесными наказаниями. На одном из первых уроков я оглянулся назад и хотел что-то спросить у сидящего за моей спиной, но тут же почувствовал, как кто-то поднимает меня за волосы. Зная, что за этим последует, я похолодел… Весь класс дружно загудел: «Это русский, его нельзя!..» Удивленный учитель — это был историк, он впервые меня видел — отпустил мои волосы и назидательно замахал перед моим носом пальцем: «У нас так нельзя!» Однако самым большим наказанием была пересадка провинившегося в класс к девочкам — обучение было раздельным. Молодые шведки проявляли в этих случаях совсем не северный темперамент: норовили незаметно для учителя побольнее ущипнуть, потянуть за ухо, дернуть за волосы. Поэтому ребята охотней подставляли пальцы под учительскую линейку и всячески старались не попадать в класс к девочкам. Только после Второй мировой войны в шведской школе были отменены телесные наказания.

Конечно, не только строгой дисциплиной запомнилась мне шведская школа. Помню первое сочинение, которое я писал на тему, заданную мне учителем: «Мои впечатления о Швеции». Вначале я набросал текст по-русски, затем, уточнив его с родителями, перевел на немецкий язык и после прочтения школьным учителем, с его помощью, — на шведский. Дальше, конечно, стало проще. Запомнились занятия по физкультуре, два-три раза в неделю, в том числе один раз в школьном бассейне.

С первых дней пребывания в Швеции, как и в свое время в Германии, пришлось привыкать ко многим необычным местным условиям, правилам и порядку. Прежде всего это было связано с поступлением в шведскую школу, о чем уже сказано. Положение осложнялось тем, что до начала занятий оставались считаные дни и ни о какой раскачке не могло быть и речи.

Необычным было левостороннее движение в городе и непривычное для нас тогда отсутствие на дороге звуковых сигналов.

Запомнился традиционный для Швеции и весьма необычный для нас праздник — выбор в дни Рождества самой красивой девушки страны, города, учреждения. В нашей школе также определялась избранница, которую ученики и учителя приветствовали песней «Санта Лючия».

Однако адаптация ко всему необычному, ознакомление с городом проходили быстро. Вскоре мы уже оценили своеобразие Стокгольма, этого красивого города на воде, и его окрестностей — с их бесконечными фьордами, шхерами и скалами. Нашим с братом воспитанием, как и в Германии, в основном занималась мать, она действительно оказалась умелым, строгим и требовательным наставником как в отношении изучения шведского языка, так и ознакомления с городом. А летом 1936 года она рискнула обучить меня самостоятельному вождению автомобиля, чему я был особенно рад. Запомнились старый город (Gamla Stan), исторический центр, королевский дворец с традиционной сменой караула, музеи, другие достопримечательности и особенно редкий в те годы вертолет (!), постоянно висевший над Стокгольмом. Еще я запомнил, как старый учитель истории в шведской школе говорил, что Швеция не воевала уже более ста лет (с 1814 г.) и больше воевать не собирается. На вопрос, почему же в Швеции есть армия, боевые корабли и самолеты, он отвечал:

— На всякий случай, пока подобное есть в других странах.