1917. Кара до покаяния - Шамиль Куряев Страница 6

§ 3.2. Именно последующие годы супружества (внешне – вполне счастливого, по взаимной страстной любви) обернулись для Александры Фёдоровны чередой мучительных испытаний, вконец подорвавших её психическое здоровье.

Основная проблема заключалась в том, что она не могла выполнить первой и главной своей обязанности – родить своему мужу сына, а России – наследника престола. Несмотря на горячие молитвы супругов (и параллельно – обращение к разного рода юродивым и шарлатанам), у них рождались одни дочери. В 1895 году – Ольга, в 1897-м – Татьяна, в 1899-м – Мария, в 1901-м – Анастасия.

С рождением каждой следующей дочери росло отчаяние августейших родителей, раздражение вдовствующей императрицы и скрытое злорадство «великокняжеской фронды». Ведь отсутствие наследника в царской семье означало, что после смерти Николая престол должен перейти к его младшим братьям. Сначала «первым на очереди» был великий князь Георгий Александрович. Затем (после безвременной кончины Георгия) – великий князь Михаил Александрович.

Постоянные переживания Александры Фёдоровны из-за своей неспособности даровать мужу чаемого наследника обернулись в 1902 году крупным скандалом. На протяжении многих месяцев императрица считала себя беременной, не будучи таковой. В результате пришлось даже поместить в газетах официальный бюллетень по данному поводу. После этого инцидента в придворных кругах почти открыто стали говорить об Александре Фёдоровне как о сумасшедшей.

Однако главные испытания были ещё впереди. В 1904 году, в разгар неудачной Русско-Японской войны, императрица наконец родила долгожданного наследника престола – цесаревича Алексея. Радость супругов была недолгой, так как вскоре выяснилось, что Алексей Николаевич (как и следовало ожидать!) болен гемофилией. Надо иметь в виду, что в младенческом возрасте проявляются наиболее тяжёлые случаи гемофилии – поэтому цесаревич был обречён на раннюю смерть. Эта трагедия окончательно подкосила душевные силы императрицы.

Один из наиболее компетентных и добросовестных исследователей личности Александры Фёдоровны, колчаковский следователь Соколов (кстати, убеждённый монархист, питавший благоговейное чувство к царственным мученикам), говоря о душевном состоянии императрицы, был вынужден констатировать: «Конечно, всё это существовало до рождения сына. После же его рождения её истерия стала выпуклым фактом».

Собственно говоря, психическое нездоровье Александры Фёдоровны – установленный медицинский факт. На этом сходились и отечественные, и зарубежные врачи, осматривавшие императрицу. Признаки психического расстройства у Александры Фёдоровны отмечали Бехтерев, Фишер, Россолимо. Последний оставил особенно впечатляющее описание её психического состояния: «Я нашёл императрицу в состоянии животного ужаса. Никогда до этого не видав меня, она вдруг кинулась целовать мне руки! Никого не узнавала, постоянно рыдая. Просила, чтобы я вернул ей сына… Чепуха какая-то! Ведь наследник находился в соседнем, игральном зале. Я потребовал удаления больной из привычной для неё обстановки. Настаивал на клиническом содержании». Этот пункт особенно примечателен! – впоследствии аналогичные советы будут давать Николаю Второму некоторые его родственники. В конце концов был вынужден признать печальный медицинский факт и лейб-медик Боткин: «Теперь я, как врач, не могу считать Её Величество вполне нормальной».

Помимо мнения специалистов-медиков, есть масса аналогичных свидетельств со стороны людей, близко знавших Александру Фёдоровну на протяжении многих лет (например, камер-юнгферы императрицы Занотти, начальника дворцовой охраны Спиридовича). Примечательно, что в этом вопросе полностью сошлись мнения двух столь непохожих – и ненавидевших друг друга! – премьер-министров как Витте и Столыпин. Оба они считали императрицу Александру Фёдоровну психически больной. Витте писал, что император Николай «женился на хорошей женщине, но на женщине совсем ненормальной». Столыпин осторожно говорил, что «её намерения все самые лучшие, но она действительно больна».

Правда, в заключениях медиков речь шла об «истерии» – то есть болезни, приводящей к определённым патологическим изменениям в состоянии и поведении, но не к расстройству мыслительных способностей. Однако надо учитывать, что диагноз «истерия» (ныне не употребляемый) использовался врачами той эпохи для определения весьма широкого круга психических расстройств. При этом нельзя забывать о том, что некоторым истерикам свойственна болезненная, экзальтированная религиозность и патологическая внушаемость. Поэтому неудивительно то влияние, которое имели на Александру Фёдоровну советы и наставления проходимцев, сумевших произвести на неё впечатление и завладеть её волей!

§ 3.3. Болезнь имеет свойство с годами прогрессировать. В данном же случае ситуация ещё больше усугублялась бесконечными несчастьями, обрушивающимися на императрицу. Со временем это, по-видимому, окончательно расшатало её рассудок.

Вряд ли со столь решительным приговором согласится официальная психиатрия, однако многие высказывания и поступки Александры Фёдоровны трудно объяснить иначе. Например, в своём письме от 16 июня 1915 года она – взрослый человек (кстати, «доктор философии») – сообщает своему мужу-императору: «Наш первый Друг дал мне икону с колокольчиком, которая предостерегает меня о злых людях и препятствует им приближаться ко мне».

В письме от 9 сентября 1915 года она снова убеждает супруга в ценности своих советов: «Моя икона с колокольчиком (1911 г.) действительно научила меня распознавать людей. Сначала я не обращала достаточного внимания, не доверяла своему собственному мнению, но теперь убедилась, что эта икона и наш Друг помогли мне лучше распознавать людей. Колокольчик зазвенел бы, если б они пришли ко мне с дурными намерениями; он помешал бы им подойти ко мне». В письме от 4 декабря 1916 года она снова напоминает: «Вспомни слова мсье Филиппа, когда он подарил мне икону с колокольчиком».

Подобные откровения, во множестве рассыпанные в письмах императрицы, снимают с неё всякие обвинения. Такого человека просто нельзя ни в чём обвинять! – его можно только пожалеть… Императрица Александра Фёдоровна в последние годы жизни была человеком невменяемым, в буквальном смысле этого слова (то есть – не могущим нести ответственность за свои поступки).

Кстати, само по себе психическое расстройство императрицы никак не могло повлиять на дела управления! – ибо законодательство Российской Империи не предоставляло императрице никаких властных полномочий. Все её «управленческие функции» ограничивались руководством несколькими благотворительными учреждениями.

Проблема заключалась в том «неформальном» воздействии, которое оказывала Александра Фёдоровна на своего мужа-императора. Это не предусмотренное законом, но неизбежное влияние императрицы на политику, проводимую её царственным супругом, было изначально велико. Тут сказались многие факторы – и природное слабоволие Николая Второго, и его неподготовленность к управлению огромной империей, и отсутствие у него собственных политических взглядов (в сочетании с сильной волей и властолюбием императрицы).

С годами сила этого влияния только возрастала. Что признаётся решительно всеми современниками! И для этого тоже было много причин. С одной стороны – всё крепнущие взаимные любовь и доверие между супругами, постоянная забота Николая о здоровье и эмоциональном состоянии императрицы (всё более нетерпимой к возражениям, всё более погружающейся в бездну религиозного фанатизма…). С другой стороны – нарастающая отчуждённость между царской семьёй и её окружением.