История военно-монашеских орденов Европы - Вольфганг Акунов Страница 6

Столкновения между римскими папами и императорами продолжались на протяжении десятилетий, поэтому крестоносное движение, организованное по инициативе папы, первоначально не нашло большого отклика в германских землях. Император и вельможи его империи были всецело заняты внутренними распрями. Бесконечные волнения в собственной стране не позволяли им участвовать в вооруженных «паломничествах» в Святую землю.

Совсем иначе повел себя король французский. Он охотно откликнулся на папский призыв, но не мог внести в крестоносное предприятие особо существенного вклада из-за ограниченности сил и средств, находившихся в его распоряжении. Территория тогдашних владений французских королей ограничивалась лишь Центральной и Северо-Восточной Францией. Бургундия и Лотарингия входили в Священную Римскую империю германской нации, а весь Запад сегодняшней Франции – во владения английских королей из Анжуйской династии Плантагенетов.

С наибольшим воодушевлением на призывы папского Рима откликнулись различные государства, основанные норманнами в Северной Франции, Англии, Ирландии, Южной Италии и на Сицилии. После проведения подготовительного Собора в Плацентии (Пьяченце), куда также прибыли из Константинополя посланцы василевса Алексея I Комнина с просьбой о военной помощи против «сарацин» (упомянутых нами выше исламизированных турок-сельджуков и тюркского кочевого племени язычников-печенегов), представлявших к описываемому времени смертельную угрозу для самого существования Второго Рима на Босфоре, папа римский Урбан II произнес на Клермонском соборе 27 ноября 1095 г. крылатые слова: «Так хочет Бог!» – по сей день остающиеся девизом ордена рыцарей Святого Гроба Господня.

Добровольцы, пожелавшие отправиться в вооруженное паломничество, стали по инициативе папы Урбана, высказанной на Клермонском соборе, нашивать себе на одежду кресты из цветной ткани. Впервые в истории Средневековья большая группа мирян стала носить на одежде единообразный опознавательный знак. Это нововведение сохранилось по сей день как в военной, так и в гражданской сфере.

Знак креста стал первым знаком принадлежности к единому войску и выражением решимости участников крестового похода умереть на пути к Святому Граду Иерусалиму или довести дело его освобождения от власти неверных до победного конца. С тех пор крест считался отличительным знаком христианского ополчения, воинства (militia), под которым в описываемую эпоху на Западе подразумевалось прежде всего рыцарство в связи с его тогдашней решающей ролью в военном деле. Согласно воспоминаниям современников, некоторые крестоносцы даже татуировали или выжигали себе знак креста на лбу, груди и правой руке.

В этом они подражали первым христианам, которые нередко наносили на себя крест, имя или монограмму Христа, изображение рыбы, якоря (символ спасения и надежды) и ягненка (Агнца Божия). Христианские татуировки часто делались в тех местах, где был возможен переход в иную веру, – например, в захваченных турками областях христианской Европы. И даже сейчас эфиопы и копты (египетские христиане), находящиеся в окружении мусульман, наносят себе татуировки в виде креста на запястье.

Крестоносцы, отправляющиеся на освобождение Святой земли, делали татуировки креста на лбу (а также особенно часто на сгибе руки) потому, что подобные татуировки гарантировали им христианское погребение после смерти в бою (ведь часто только по этим отметинам можно было опознать тело).

Использование креста в качестве военного знака отличия служило выражением совершенно новой для того времени идеи слияния Воинства Небесного с воинством земным. Отсюда было уже рукой подать до креста орденских рыцарей-монахов, которые со знаком креста на одежде, щитах и знаменах, указывавшим на главный, религиозный, смысл их служения, мечом защищали христианские святыни от неверных.

Призыв папы оказался необычайно успешным. Желающих участвовать в крестовом походе (само это выражение появилось позднее, современники говорили о «странствиях» или «паломничествах» в Святую землю – хотя само выражение «крестовый поход» означает в принципе не что иное, как «крестный ход», то есть нечто, совершенно обычное в церковной жизни, причем не только у западных, но и у восточных христиан; при походах киевского князя Владимира Мономаха на половцев-кипчаков русскому православному воинству также предшествовало духовенство в ризах с крестами и церковными хоругвями, а о галицком князе Ярославе Осмомысле в «Слове о полку Игореве», памятуя о его участии в крестовых походах западных «паломников», сказано, что он «стреляет салтанов за землями» своими «златыми стрелами»!) оказалось так много, что возникли серьезные проблемы с транспортировкой таких громадных масс крестоносцев. Их передовой отряд, фактически не имевший над собой единого командования, был уничтожен сарацинами в Малой Азии.

Главное войско паломников, ядро которого составляли отряды герцога Нижней Лотарингии (Брабанта) Готфрида Бульонского, потомка Карла Великого, и его брата Балдуина Булонского, переправившись через Дунай, собралось зимой 1096/97 г. близ Константинополя, где вождям крестоносцев пришлось принести ленную присягу православному императору Византии как своему сюзерену, то есть верховному светскому повелителю.

Кстати, еще несколькими годами ранее принес аналогичную ленную присягу василевсу Алексею I Комнину знатный западный паломник в Святую землю граф Роберт Фландрский, Голландский и Зеландский, оставивший после своего возвращения из Иерусалима в помощь православному константинопольскому автократору 500 тяжеловооруженных рыцарей из своей свиты («кельтов», по византийской терминологии), явившихся немалым подспорьем в борьбе императора Алексея с врагами Креста и святой Веры Христовой.

Между прочим, факт принесения всеми этими знатными «латинянами» ленной присяги василевсу Алексею говорит о том, что взаимное анафематствование друг друга папой римским и патриархом Константинопольским в 1054 г. (позднее названное великой схизмой) вовсе не воспринималось современниками ни на Востоке, ни на Западе как окончательный «раскол» некогда единой христианской церкви на Восточную и Западную. Правда, воспитанным в традициях «цезарепапизма» (то есть подчинения духовной власти светской) византийцам порой казались странными нравы и поведение западного духовенства, в особенности тех латинских клириков, что участвовали в крестовых походах, как бы служа прообразом будущих воинственных рыцарей-монахов учрежденных в Святой земле после ее освобождения от мусульманского ига военно-духовных орденов (о которых еще пойдет речь на дальнейших страницах нашего повествования).

Как писала царевна Анна Комнин в своей «Алексиаде»: «Представление о священнослужителях у нас совсем иное, чем у латинян. Мы (православные христиане. – В.А.) руководствуемся канонами, законами и евангельской догмой: “не прикасайся, не кричи, не дотрагивайся, ибо ты священнослужитель”. Но варвар-латинянин совершает церковную службу, держа щит в левой руке и потрясая копьем в правой, он причащает телу и крови Господней, взирая на убийство, и сам становится “мужем крови”, как в псалме Давидовом. Таковы эти варвары, одинаково преданные и Богу и войне».