Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР. 1928-1941 - Франсуа-Ксавье Нерар Страница 6

Председателем таких комиссий является обычно губернатор, и они, как правило, состоят из представителей администрации (вице-губернатор, председатель окружного суда, предводитель дворянства) и из специалистов в тех областях, к которым относятся жалобы {56}. Эти комиссии образуют низшую ступень системы, что не означает их близости к населению. Они не имеют нормативной базы, на которую могли бы опереться, и работают далеко не идеально: принцип их формирования не гарантирует от предвзятости (часто губернатор является и судьей, и одной из сторон). Кроме того, участие в работе таких комиссий имеет добровольный характер, что не добавляет усердия их членам {57}.

Жалобщики, недовольные решениями таких комиссий, могут обратиться ко второму уровню системы — Сенату, а точнее к его Первому департаменту. Этот департамент рассматривает вопросы, связанные с налогами, с опротестованием решений, с неоправданно низким жалованьем и др. Однако система работает медленно, она очень забюрократизирована и в целом мало кому известна. В итоге весьма небольшое число людей использовали такую возможность протеста. Тем не менее это была первая реальная попытка предоставить жителям Российской империи легальную возможность подать жалобу на действия администрации и ее представителей без заведения уголовного дела. Обращение к царю и его личному суду, хотя и сохраняется, но не является теперь единственным способом добиваться справедливости. При создании подобных структур в России ориентировались на административное судопроизводство в Западной Европе, в частности на пример Франции. Со времен Французской революции суд над административными органами был иным, нежели над частными лицами. Эта структура, на вершине которой находился Государственный Совет (Conseil d'Etat), вероятно, и послужила образцом для российских реформ.

Несмотря на предпринятые премьер-министром Столыпиным, (1906–1911), последующие попытки реформ, так и не доведенные до конца, система — в этом своем несовершенном виде — дожила до революции 1917 года. Но юридические основания, по которым действия администрации могли быть опротестованы иначе, чем в уголовных судах или напрямую перед руководителем государства, были тем не менее заложены.

Предсказания Ленина относительно исчезновения «наивной» формы обращения к власти в результате кровавого воскресенья оказались ошибочными. Можно предположить, что февральская революция 1917 года искоренит эту практику, упразднив царя. Но случилось иначе. На деле место царя занимает государство, и население обращается к его представителям. Солдаты 1917 года завалили Центральный исполнительный комитет (ЦИК, первая сессия) и Петроградский Совет письмами протеста. С марта по октябрь 1917 года, они направили в эти инстанции от 18 000 до 20 000 писем, которые являются частью более общего потока (от 60 000 до 65 000 писем {58}). В этот момент представление о новой власти было достаточно размытым: если письма и адресовались государству (организации, которая «в настоящий момент находится во главе свободной России»), то точного представления о том, какова природа этого государства, не было {59}.

Феномен 1917 года интересен, поскольку впервые мы располагаем достаточно точными сведениями об авторах писем: они представляют все общественные классы, призванные в армию, поскольку письма приходят от военных всех родов войск, включая пехоту. Звания авторов также достаточно ярко свидетельствуют о всеобщем характере явления: унтер-офицеры, среди которых было больше грамотных, представлены чуть больше, но в незначительной пропорции. Простые солдаты составляют значительное большинство среди авторов изученных писем {60}.

Таким образом, оказавшись в кризисном положении (затянувшаяся война, тяжелые условия жизни), недовольные своей судьбой солдаты еще чаще, чем в гражданской жизни, обращаются к центральной власти [20]. Они, конечно же, просят о мире, но вместе с тем требуют улучшения своего повседневного существования, которое может быть достигнуто благодаря материальной помощи и поддержке, но также и за счет санкций против вышестоящих чинов, чьи действия они считают несправедливыми. Эти письма уже имеют основные характеристики писем 1928–1941 годов: чаще всего речь идет о том, чтобы довести факты до сведения властей с тем, чтобы последние начали действовать в желательном для пишущих направлении. Таким образом, солдаты ждут от своих жалоб {61} конкретных результатов. Новая власть придает, однако, очень мало значения таким сообщениям от народа: обработка писем производится случайно и неэффективно {62}. Некоторое разочарование, которое проявляется в сокращении потока писем (пик их поступления отмечен в июле, а затем их количество уменьшается), не помешало феномену приобрести подлинный размах накануне прихода большевиков к власти. Эти проявления неудовлетворенности и недовольства не являются, впрочем, единственной формой информирования власти, имеющей место в России.