Грейс Келли. Принцесса Монако - Екатерина Мишаненкова Страница 6

Я — не экстраверт, но и не отношусь к людям недоброжелательным. Мне не свойственны повышенная эмоциональность и чрезмерная общительность, но не люблю читать о себе, что я — бесчувственная и необщительная. Я не считаю себя такой.

Осенью 1934 года родители решили, что пора Грейс получать образование, и отдали ее в Академию Успения Пресвятой Богородицы в приходе церкви Святой Бригитты. Под этим пышным названием скрывалась солидная католическая школа с хорошей репутацией — самое подходящее место для дочери ревностного католика Джека Келли.

Именно там развились и закрепились как лучшие, так и худшие черты характера будущей великой актрисы. И это хорошо заметно уже хотя бы по тому, что сестры-монахини запомнили ее тихой, послушной и религиозной девочкой, стремящейся к благодати, а одноклассницы — чертенком в юбке, участвовавшим во всех проказах и тайком дымившим запретной сигареткой на заднем дворе школы.

Академия Успения Пресвятой Богородицы была элитным учебным заведением, что, несомненно, тоже повлияло на решение Джека Келли отдать туда свою дочь. Он всегда мечтал стать своим в аристократической среде. Там учились около сотни девочек, а присматривали за ними два десятка монахинь. Обучение было организовано на европейский манер, что было необычно не только для Филадельфии, но и для всех Соединенных Штатов. Там не приветствовалось американское упрощение языка, все учителя говорили с оксфордским или кембриджским акцентом, и девочки выходили оттуда с умением говорить и писать как настоящие леди.

Все было подчинено воспитанию дисциплины, хороших манер и благонравия. Сестры следили за тем, как девочки ходят, носят одежду, держат столовые приборы, как разговаривают друг с другом. «Возбранялось даже малейшее проявление грубости, — рассказывала журналистам мать Доротея, бывшая одной из наставниц в те времена, когда там училась Грейс. — Мы пытались донести до наших питомиц, что все мы частицы тела Христова, а поэтому неуважение и грубость друг к другу — это проявление неуважения к самому Христу. Мы постоянно подчеркивали это».

К тому же в монастырской школе, как это ни парадоксально, можно было узнать о мире и о людях из других стран куда больше, чем в любой другой американской школе. Католичество — религия всемирная, не знающая границ, поэтому в Академии Успения Пресвятой Богородицы даже выходил журнал, рассказывающий о международных новостях. Конечно, все они были связаны с ситуацией вокруг других школ ордена, но поскольку те были разбросаны по всему миру, на них не могли не отражаться международные события. В то время как большая часть американцев была уверена, что надвигающаяся война их не касается, ученицы монастырской школы уже знали, что она касается каждого человека. Чем ближе была война, тем больше детей из европейских стран приезжали учиться к ним, а точнее — бежали из своих стран и искали убежища в Соединенных Штатах, под крылом знакомого ордена.

В числе прочих, кстати, были и дочери барона фон Траппа, бежавшие вместе с отцом и мачехой из Австрии от преследования нацистов. Впоследствии их мачеха, Мария фон Трапп, написала книгу об истории их семьи, по которой были поставлены несколько фильмов и всемирно знаменитый мюзикл «Звуки музыки».

Большинство людей, услышав словосочетание «монастырская школа», сразу представляют себе мрачное заведение казарменного типа, где в несчастных детей жестоко вбивают религиозность и послушание. И конечно, ореол такого мученичества добавил бы образу Грейс Келли дополнительные краски. Но как бы ни были этим разочарованы любители сенсаций и драм, Академия Успения Пресвятой Богородицы не была ни казармой, ни тюрьмой. Может быть, дети, привыкшие к полной свободе, и чувствовали себя там не слишком уютно, но в целом дисциплина там была не жестче, чем в других закрытых школах, а воспитывать монахини предпочитали молитвами и внушениями, а не розгами или карцером.

Бывшие ученицы вспоминали, что их наставницы вообще были немного не от мира сего — они то и дело отлучались на молитвы и с детским восторгом разыгрывали с ученицами сцены из Священного Писания. Жизнь после смерти для них была чем-то несомненным, и относились они к ней по-бытовому практично — всем ученицам раздавали книжечки, в которые те должны были записывать вопросы, которые хотят задать Богу. Чтобы не забыть.

Пожалуй, в Академии Грейс чувствовала себя даже комфортнее, чем дома. Сестры-монахини, как положено истинным христианкам, искренне любили своих воспитанниц. К тому же они были полностью лишены эгоизма, отличавшего Джека и Маргарет Келли. В школе Грейс наконец-то смогла почувствовать себя не чужой, а вполне нужной и любимой. Ну а подчиняться правилам ей было нетрудно — она с легкостью приспосабливалась под любые условия и даже начинала получать от них удовольствие. Тем более что внешняя сторона для нее часто была важнее, чем внутренняя, но уж чем-чем, а красотой и торжественностью внешней стороны обрядов католицизм всегда умел поразить.

Грейс искренне приходила в восторг от красивых церемоний и от того, с какими просветленными лицами сестры-монахини их совершали. Она видела их искренность, их веру, так контрастирующую с обстановкой лицемерия, к которой она привыкла в родном доме, и обожала их все больше. Академия Успения Пресвятой Богородицы осталась в ее памяти как счастливый и невинный мир, где она играла в прятки, ела вкусные пирожки и чувствовала себя не «гадким утенком», а счастливым и любимым ребенком.

Отец забрал ее оттуда после восьмого класса, поскольку его пирожки и прятки как раз не интересовали — его куда больше волновало то, что в школе недостаточно хорошо преподают физкультуру. Но Грейс никогда не теряла связи с монахинями — она писала им письма, поздравляла с Рождеством, просила совета, причем не только пока была подростком, но и потом, став взрослой самостоятельной женщиной.

Училась она не так чтобы очень хорошо — способности к наукам у нее были довольно скромные, но мать Доротея вспоминала о ней с одобрением, как о вежливой, любознательной и со всех сторон положительной девочке: «Она обращалась к старшим предельно вежливо, словно была лично заинтересована в истине, а вовсе не для того, чтобы поймать кого-то на неточности. Она всегда была настроена весьма доброжелательно».