Последний английский король - Джулиан Рэтбоун Страница 6

Уолт стоял оробелый и растерянный, голова его кружилась.

– Что это такое?

Товарищ его пожал плечами.

– Памятники былому величию, – чуть презрительно предположил он.

Но прекраснее всего был собор, который они увидели слева, едва вышли на площадь. К уходившему в поднебесье центральному куполу жались маковки поменьше, будто холмы к подножью главной вершины. Уолт схватил своего спутника за тощую, покрытую веснушками руку.

– Что это? – голос его упал до шепота.

– Храм Софии, Премудрости Божией.

– Значит, здесь я обрету то, что искал.

Уолт поспешно зашагал по мраморным ступеням к большой черной сводчатой двери, распахнутой навстречу ему, точно пасть кита. Изнутри доносился глубокий бас, упорно тянувший одну и ту же ноту, и звон колокольчиков.

Уолт переступил порог, и перед ним разверзлись небеса. Огромное пространство собора оказалось гораздо светлее, чем представлялось с залитой солнцем площади. Сорок сводчатых окон окружали основание главного купола, который покоился на вершинах четырех арок; с востока и запада к нему примыкали полукупола, также пронизанные золотыми лучами. Под ними располагались четыре галереи, каждая с пятнадцатью колоннами, сорок более мощных и высоких колонн служили опорами. Капители покрывала кружевная резьба, и узор ни разу не повторялся.

Свет, повсюду свет и пиршество красок. Главный купол и полукупола, казалось, плыли в потоке лучей, в прозрачном облаке дыма, поднимавшегося от бесчисленных свечей и кадильниц. Стены, выложенные многоцветным мрамором различного образца и оттенка, местами сияли так, что отражались друг в друге, как в зеркалах. Колонны целиком из мрамора, но восемь опорных столбов высечены из порфира – эти столбы с прожилками ярко-красного цвета украшали когда-то храм Солнца в Баальбеке [10].

Сотни священников и причетников, чьи облачения были расшиты канителью и драгоценными камнями, а у некоторых расширявшуюся кверху митру увенчивал жемчужный крест, ходили по храму или стояли вокруг алтаря, молились на незнакомом языке, раскачивая золотые и серебряные кадильницы. Пели они, как слышалось еще с площади, монотонными низкими голосами, и распев заметно отличался от модуляций, принятых на родине Уолта.

Более всего англичанина поразила мозаика: весь храм украшен ею, в особенности сферические треугольники между арками; фон составляли золотые кубики. Под самым куполом были выложены по четырем сторонам света изображения херувимов; на стенах оживали ангелы и пророки, святые и отцы Церкви. В апсиде на престоле восседала Дева Мария, ее окружали архангелы с развевающимися знаменами, и буквы на знаменах ничуть не напоминали латинские.

Самое большое мозаичное изображение заполняло полусферу главного купола. Это был Христос-Вседержитель, сотворивший небо, и землю, и все, что в них, Господь-Искупитель, сидящий на престоле посреди синего неба, усеянного золотыми звездами; Судия непреклонный и милосердный, с ликом цвета спелой пшеницы, с кроткими карими очами под крутыми дугами бровей, без усов и без бороды; облаченный в сияющие одежды Царь Небесный – отрешенный, смиренный и безгрешный.

Густой запах ладана, однообразное пение и гул колоколов заворожили Уолта, мысли его мешались; внезапно он пошатнулся и грянулся навзничь на мраморный пол, взглянул в очи Создателю, парившему ровно в ста семидесяти девяти футах над его головой, и потерял сознание. Из тьмы, что сомкнулась над ним, выступила величественная, но не грозная женщина, по-монашески укрытая плащом, и Мнемозина, память, дочь титанов и родительница муз, повела его вниз по сумрачному лабиринту, который постепенно расширился и вывел на свет – из горной пещеры на гору, на крутой обрывистый склон...

Под лучами закатного солнца сверкали лезвия стремительно вращавшихся топоров, стрелы сыпались градом, мечи с грохотом обрушивались на щиты и шлемы. Лошади пронзительно ржали, и кровь их текла ручьем, смешиваясь с кровью всадников. Множество воинов, жадных до битвы, пало в бою, и стервятники уже кружили над полем. Лишь ближняя дружина продолжала молча наносить и отражать удары, руки ратников отяжелели от горя, с трудом удерживали деревянные щиты. Отчаяние охватило воинов, они знали, что битва проиграна и даже чудо не сможет их спасти. Лишившись надежды, дружинники жаждали последнего, добивающего удара и падали, сраженные, с радостью встречая гибель. Но оставался еще один долг, призвание и рок тех, кто кольцом окружал в бою короля, – умереть со своим господином, пасть рядом с павшим...

– Что с тобой?

Голова Уолта покоилась на коленях его спутника, который смачивал тряпку водой из своей тыквы и ласково обтирал ему лоб. Священник и служка заглядывали ему через плечо. Сочувствие и прозрение поочередно сменялись на их лицах.

– Если ты в силах подняться, лучше пойдем. Здесь свои правила.

Товарищ Уолта подсунул руку ему под затылок, попытался его приподнять, но Уолт продолжал лежать, устремив взгляд на лик Вседержителя и Судии.

– Когда я вошел сюда, я подумал, что оказался в раю, но я ошибся. Рай был там, где я родился, а теперь я в аду.

Осторожно, но довольно уверенно Уолт нащупал стопами пол, слегка оперся культей на руку своего спутника и встал на ноги.

– Теперь я готов вернуться – С этими словами он устремился в полукруг солнечного света, более яркого, чем золото и краски мозаик.

Он вышел на улицу и ударился о жару, словно о каменную стену, рухнул на колени у подножья колонны императора Юстиниана [11], бессильно приподнял изувеченную руку и возопил:

– Но я не могу, не могу вернуться! После того, что я...

– Говорят, – заметил его спутник, догадываясь, что Уолт имеет в виду отнюдь не обморок, приключившийся с ним в церкви, – говорят, паломничество к храму Гроба Господня, совершенное в сердечном раскаянии, смывает все грехи, кроме самых страшных.

Он помог Уолту подняться, поддерживая его под локоть.

– Я и сам туда собираюсь, хотя и не ради покаяния. Мы могли бы пойти вместе, только сперва осмотрим здешние места. Меня зовут Квинт – просто Квинт, других имен у меня нет.

Уолт оперся левой рукой на плечо Квинта, болтающимся рукавом правой утер слезу.

– Я Уолт, Уолт Эдвинсон. А далеко отсюда до Святой Земли?

– Думаю, пол пути мы уже одолели. Полпути или чуть больше.

Но Уолту так и не пришлось побывать в Иерусалиме, – искупление совершилось раньше и началось в тот самый миг, на форуме Константина в древней Византии.