Ричард Львиное Сердце: Поющий король - Александр Сегень Страница 6

Покуда короли Англии и Франции завтракали, подоспел и посол от короля Сицилии, хозяина здешних мест Танкреда, который пригласил обоих монархов на ужин в королевский дворец.

— Самые радости начнутся для тебя, едва ты заговоришь с этим скупердяем о наследстве для бедняжки Жанны, — сказал Филипп Ричарду, когда посол, выполнив поручение, удалился.

— И тем не менее разговор сей неизбежен, и Танкред по своей воле или по моей, но отдаст Жанне все, что ей причитается, — отвечал Ричард.

— Не только Жанне, но и тебе, — улыбнулся Филипп. — Какая там доля твоя? Чуть ли не треть, если я не ошибаюсь?

— И эта треть нужна мне позарез, — утирая губы льняной салфеткой, прорычал король Львиное Сердце.

— Еще бы! Сколько ты потратил на закупку нового флота в Марселе?

— Почти все деньги, эн Филипп! Почти все!

— А на красотку в Генуе? — лукаво сощурился король Франции.

— Все, что оставалось, — засмеялся король Англии.

— Тогда и впрямь следует потрясти прижимистого норманна.

Про то, что денег не осталось совсем, Ричард, разумеется, приврал. Кое-что еще сохранилось, но этого кое-чего было так мало, что и впрямь позарез требовалось вытрясти из короля Сицилии причитающееся наследство.

Сицилийское королевство было основано сто лет назад норманнами — викингами, выходцами из Скандинавии. Эти доблестные разбойники, захватив остров, держали его в повиновении, и местные жители, преимущественно итальянцы, греки и арабы-сарацины, постепенно привыкли к владычеству северян. К тому же, если столицей викингов стала Мессина, столицей основного населения Сицилии по-прежнему считались Сиракузы.

До недавнего времени королем Сицилии был Вильгельм Добрый, сын Вильгельма Злого. Франки называли его Гийомом, а итальянцы — Гвильельмо. В этом году он помер, оставив брату Танкреду трон, а вдове — значительное наследство. Вдова Гвильельмо Доброго, Жанна, была племянницей Элеоноры Аквитанской и, стало быть, двоюродной сестрой сына Элеоноры, Ричарда Львиное Сердце.

Позавтракав в обществе короля Франции, Ричард отправился осматривать окрестности города ради выбора места для своего стана. Он удивился, узнав, что Сиракузы отсюда вовсе не видны, ибо расстояние до них весьма внушительное. Местность ему понравилась, и он выбрал винодельческое поместье неподалеку от греческого монастыря Сан-Сальваторе, стены которого ему показались внушительными, и в случае чего их можно было бы использовать для обороны, если тяжба с Танкредом выльется в выяснение, кто кого сильнее в бою.

— Ясное дело, эн Робер, — говорил король Англии коннетаблю ордена тамплиеров, — что Танкред не захочет расставаться с денежками и имуществом. Он может и Жанне вдолбить в голову, что я кутила и мот, который вмиг пустит наследство доброго Гийома на ветер. Остается только гадать, какие причины он выдумает для отказа мне. С этими норманнами нужно быть ко всему готовым. Разбойный нрав Вильгельма Завоевателя и первого короля Сицилии, Роже, по-норманнски Рогира, до сих пор еще не выветрился из их потомков. Так что не следует обольщаться, что все пройдет гладко.

— Скоро мы отправимся к нему? — спрашивал Робер, — Лагерь уже разбит почти полностью, мы часов семь находимся тут. Пора бы и прочесть «Отче наш».

— «Отче наш»? — усмехнулся Ричард, всякий раз удивляясь манере тамплиеров выражать простые вещи. Вместо того чтобы сказать «поесть», храмовники говорили «прочесть „Отче наш“». — А как будет «поспать»?

— Ангела-хранителя повидать.

— Ах да.

— Помню, я был очарован этим обычаем, когда меня посвящали в орден, — сказал Робер, и блаженное воспоминание осенило его лицо. — Мне выпало огромное счастье — четырнадцать лет исполнилось как раз в тот год, когда начался крестовый поход, в котором принимала участие и ваша матушка. Меня посвятили в рыцари и сразу — в новициаты ордена. И я отправился в Святую Землю. Иерусалим тогда принадлежал крестоносцам… О-хо-хо!.. Я наслаждался жизнью. Я был счастлив идти воевать с сарацинами. Я был влюблен в рыцарей Христа и Храма. Все во мне таяло, когда, начиная какое-нибудь дело, я произносил вместе с ними: «Не нам, не нам, но имени Твоему». Я чуть не лишился чувств, когда впервые, бросаясь в бой, воскликнул по тамплиерскому обычаю: «Босеан!» [16]Но больше всего мне нравилось вместо «лье» или «миля» говорить: «проехали столько-то псалмов», «отсюда дотуда столько-то псалмов»… Смешно было, когда о ком-то говорилось: «Он с утра до вечера читает и читает „Отче наш“».