Бесчестие миссис Робинсон - Кейт Саммерскейл Страница 6

Через две недели после поездки в Крэмонд Изабелла снова мучилась своими чувствами к Эдварду Лейну. «Очень теплый, ясный, приятный день, — записала она в среду 7 апреля. — Сильная и необыкновенная подавленность».

Встала Изабелла поздно. Генри был в плохом настроении и грубил, и она написала матери письмо, жалуясь на него. Затем она навестила Мэри Лейн на Ройал-серкус. «Миссис Л. очень добрая, она милый, дружелюбный человек, блистающий, когда нужно утишить чью-то печаль». Однако когда к ним присоединились остальные члены семьи, Изабелла была задета кажущимся равнодушием Эдварда. Он «болтал со всеми в комнате и был более весел и разговорчив, чем обычно», но «небрежен в обращении и едва на меня взглянул». Лейны проводили ее домой в пролетке. «Я была в ужасном состоянии, и когда вышла у своего дома из пролетки и пожала им руки холодной, как мрамор, рукой, то почувствовала, что я — чужая в их обществе». Она потихоньку вошла в дом и поднялась в свою комнату, избежав встречи с Генри. Как у многих пар, принадлежавших к верхнему слою среднего класса, у них были разные спальни. От няни Элизы Изабелла узнала, что мальчики чувствуют себя хорошо, и затем «легла спать совершенно подавленной».

После такого разочарования Изабеллу лишь сильнее будоражила мысль о возвращении внимания Эдварда Лейна. Во вторник 13 апреля она проснулась в одиннадцать, стояло прекрасное, теплое утро, и женщина села в саду с книгой одного из братьев Шлегелей, основоположников немецкого романтизма и сторонников любви и свободы. Альфред был в школе, но Отуэю нездоровилось, и он остался дома вместе со Стенли. В четыре часа Изабелла пошла за покупками и в пять забрала на Ройал-серкус Атти и привела к себе домой. «Дети играли в саду, — написала она. — Ст. постоянно затевает ссоры, у него возбудимый и страстный характер». К восьми вечера она вернула Атти леди Дрисдейл, а затем вместе с Эдвардом, Мэри и «мисс Р.», еще одной подругой, отправилась на лекцию о Гомере. Тем апрелем в Философском институте на Куин-стрит читал серию лекций Джон Стюарт Блэки, новый профессор греческого языка и литературы Эдинбургского университета. По его собственному мнению, профессор Блэки был оратором, умевшим «подстраиваться и излучать энергию» [20], приводя свою аудиторию в «состояние не просто восхищенного внимания, но возбуждения и ликования». В лекционном зале Изабелла сидела между Эдвардом и Мэри. Выступление профессора было «забавным и оригинальным», написала Изабелла. До лекции и после нее они с Эдвардом беседовали. «Мы говорили о прозвищах и тяжелых характерах, и я веселилась, возбужденная его присутствием. Мы много смеялись».

Продолжили они беседовать и в течение десятиминутной прогулки по пути домой. «Миссис Л. и мисс Р. шли впереди, не слыша нас. Мы говорили о погоде, цитировали поэзию по этому поводу, обсуждали Гомера, Шекспира, талант и т. д.». Изабелла пришла домой в состоянии сильной радости и возбуждения. «Эти прогулки в темноте очень волнуют, — записала она, — и, улегшись в свою одинокую постель, я была слишком взволнована, чтобы заснуть, и не один час ворочалась с боку на бок».

На вечере на Ройал-серкус 15 ноября 1850 года Изабелла познакомилась также с издателем и литератором Робертом Чемберсом, похожим на медведя мужчиной с вьющимися волосами. Они были соседями: задние окна дома Робинсонов смотрели на задние окна дома Роберта и Энн Чемберс по Дун-террас. Роберт был одним из ведущих литераторов города; совместно с братом Уильямом он издавал популярный прогрессивный журнал «Эдинбургский журнал Чемберса», недельный тираж которого составлял более восьмидесяти тысяч экземпляров. Не прошло и двух месяцев со дня знакомства с Робинсонами, а Чемберсы уже дважды ужинали у них на Морей-плейс, и Робинсоны два раза посещали вечера на Дун-террас. В мае следующего года, пока Генри был в отъезде, Изабеллу пригласили на званый ужин к Чемберсам в числе таких гостей, как автор бестселлеров Кэтрин Кроу, еще одна близкая соседка, и молодая актриса Изабелла Глин. Примерно в это время Изабелла Робинсон начала предлагать стихи «Эдинбургскому журналу Чемберса».

Единственное опубликованное стихотворение, которое можно отнести к ней — «Строки одной дамы, обращенные к миниатюре», — появилось под инициалами «ИГР» в номере от 2 августа 1851 года. Стихотворение описывает тайную страсть женщины к мужчине, принадлежащему другой. Не имея возможности открыто смотреть на самого мужчину, она разглядывает его миниатюрный портрет. Не имея возможности открыть свои чувства мужчине, она делает признание перед его изображением. Она говорит картине: «Напрасно полюбила я того, / Кого столь верно ты передаешь». Романтический накал стихотворения безошибочно указывает на физическую страсть рассказчицы к этому мужчине: «Как сладостно изгиб сомкнутых губ / Соединяет твердость и любовь! / Твой вид о мужестве и силе говорит, / Энергией природной полон взгляд». Ее любимый, как и прототип в миниатюре, не подозревает о ее вожделении к нему — «он равнодушен и невозмутим», — а она сгорает от ревности к женщине, которую он предпочел ей. «Разбито сердце, — пишет страдающая от любви дама, — огнь души угас».

Дневник Изабеллы был равнозначен миниатюре, являлся напоминанием о человеке, которого она любила, местом, где она говорила только для себя, чтобы на людях хранить молчание. Дама в стихотворении клянется скрывать свои чувства — «молиться и молчать — одно осталось мне», — хотя, облекая свои мысли в слова, она уже наполовину нарушила свой обет. Как и стихотворение, этот дневник в равной мере обнажал и скрывал тайны Изабеллы. Но она настаивала на секретности: «Без страха здесь могу я грезить, созерцать, — говорится в ее стихотворении. — Любить никем не зримая — одна».