Повелители фрегатов - Владимир Шигин Страница 6

Например, никого не удивляло, что в Кронштадте на видном месте города смотритель госпиталя, получающий ничтожное жалованье, возводил большой дом и ряд лавок, что дом корабельного мастера был построен из мачтовых деревьев или, когда проходившие финляндскими шхерами транспорты выдерживали такие штормы, что лишались не только значительной части своих парусов и такелажа, но даже верпов и якорей, которые в действительности были распроданы на купеческие суда. Офицеры, склонные к коммерческим оборотам, назначенные на построенные в Архангельске суда, собирали там тяжеловесные чистой меди екатерининские пятаки, которые в Копенгагене принимались вдвое дороже их номинальной ценности. Там покупали на них ром и, провезя его контрабандой в Кронштадт, продавали с выгодой. Ловкий же провоз контрабанды считался тогда не позорным делом, а молодеческим.

Но во флоте подобные выдающиеся безобразия представляли исключения; а были случаи, когда целые ведомства за злоупотребления подвергались строгим публичным осуждениям и взысканиям. Так, например, после заключения Тильзитского мира, в одном указе, относящемся к двум частям того же ведомства, объявлялось, что «усердие и рвение к пользе службы (управляющих этими частями) не могли иметь успеха, ибо большая часть чиновников, имеющих в виду обогащение свое из сумм, им вверяемых, полагали тому непреодолимые препоны… Многие открываются деяния их, коими долг чести и присяги совсем нарушен. Столь гнусные поступки возбудили справедливое негодование наше». Затем объявлялось достойно заслуженное этими частями наказание. В другом ведомстве вновь назначенный главный начальник, при первом представлении своих подчиненных, обратился к ним со словами: «Господа, в вашем ведомстве тьма беспорядков, хищничества; я не прежде надену ваш мундир, пока вы не очистите его лучшими поступками. Постараюсь вас понудить к тому сильными мерами».

Из всех российских императоров, помимо Петра Великого, флотскими делами, на исходе парусного века, особенно любил заниматься Николай I. Последнего императора эпохи паруса отличало внимание ко всем деталям флотской жизни (правда, порой оно становилось даже излишне мелочным и ненужным). Он заботился о российском флоте и неплохо разбирался во многих тонкостях тогдашней флотской жизни.

Когда, к примеру, адмирал Моллер доложил императору о разбившемся в ненастье у острова Оденсхольм фрегате «Помощный» и просил наградить участвовавшего в спасательных работах капитан-исправника Гернета 500 рублями, а жителей острова за усердие 416 рублей, Николай наложил на прошении резолюцию: «Согласен; на счет виновного капитана».

Капитан 2-го ранга Ратманов докладывал императору с берегов Тихого океана о некоем шкипере 12-го класса, что тот всегда отличался усердием в службе. А ныне просится служить не в Иркутске, а в Охотске. Николай наложил резолюцию: «Командировать шкипера по выбору. А впредь не спрашивать желания, ибо служат не для своих прихотей».

Офицер из ластового (вспомогательного) экипажа просился о переводе в Севастополь, мотивируя просьбу тем, что «имеет там оседлость». На рапорте Моллера Николай написал: «Согласен на сей раз; но впредь под предлогом оседлости не сметь представлять, ибо служба не есть инвалидный дом, а всякий в отставку выйти может, буде хочет».

Князь Меншиков ходатайствовал о некоем капитан-лейтенанте Симаковском, который просил перевести его с Черного моря на Балтику по состоянию здоровья. Николай резонно заметил: «С юга на север за здоровьем обыкновенно не переводят. Желаю видеть медицинское свидетельство». Меншиков испрашивал, можно ли принять на службу ранее выгнанного по плохой аттестации прапорщика Юдина, Николай ответил: «Какая нам нужда в ненадежных офицерах? По закону может он идти в службу рядовым».

Адмирал Моллер ходатайствовал о некоем мичмане Коростовцеве, отпрыске петербургских вельмож, чтобы определить того адъютантом к адмиралу Рикорду. Николай ответил: «Рано! Впредь, ранее, чем через три года в офицерском звании и трех шестимесячных кампаний, в адъютанты не представлять».

Что ж, как мы видим, порой лично сами императоры старались навести хоть какой-то порядок в перемещениях по службе и чинопроизводстве на флоте, но всё знать и всё учесть они просто были не в состоянии.

* * *

Помимо строевых офицеров на каждом военном судне российского парусного флота полагался специальный артиллерийский офицер-констапель (на мелких судах констапель был в унтер-офицерском чине). Артиллерийский офицер имел армейское звание (поручик, подпоручик и т.д.). Он отвечал за содержание пушек и артиллерийских припасов, за качество полученного пороха, а также за правильность хранения припасов и профессиональную подготовку канониров. Констапель получал с берега артиллерийские заряды, ядра, перемеривал последние, на соответствие диаметра с калибром пушек, руководил насыпкой пороха в картузы, «снаряжением бомб и гранат», поддерживал чистоту и порядок в констапельскои камере, обучал пушечные расчеты. Констапель был единственным, у кого в обязанностях значилось: «свое дело хранить наивящую опасностью и ревностью, ибо вся оборона корабля на артиллерии зависит».

Так, как артиллерийские офицеры считались на флотской иерархической лестнице значительно ниже строевых, то комплектовались данные вакансии выходцами из самых худородных дворянских семей, а то и вовсе выслужившими офицерский чин унтер-офицерами. Любопытно, что зачастую туда списывали и наиболее безграмотных выпускников Морского корпуса. Шло ли это на пользу общему делу, сказать сложно.

Морские артиллеристы были выделены в отдельную категорию в российском флоте уже в период Азовских походов Петра, однако как единая строевая часть были организованы в корпус морской артиллерии указом Анны Иоанновны в 1734 году. До этого артиллеристы входили в состав команд. Корпус морской артиллерии организационно состоял из четырех батальонов (по три роты в каждом, одна из которых была бомбардирская, а две — канонирские). Командовал корпусом обер-цейхмейстер в ранге контр-адмирала. Он же являлся и членом Адмиралтейств-коллегий и распоряжался всей артиллерией флота. При нем состояли: цейхмейстер (заместитель), два советника и фейерверкер. Батальонами командовали капитаны морской артиллерии. При каждом батальоне имелся так называемый унтер-штаб: адъютант, квартирмейстер, аудитор, профос Ротами командовали лейтенанты, при каждом имелся помощник — унтер-лейтенант. В 1727 году констапели (имевшие до того унтер-офицерский ранг) были переведены в обер-офицеры (самый младший чин). Состав канонирской роты: лейтенант, унтер-лейтенант, два констапеля, 12 унтер-офицеров, 40 канониров, 120 готлангеров канонирских. Всего корпус насчитывал 2050 человек. В 1757 году штаты корпуса были расширены: четыре должности капитана полковничьего ранга, четыре — капитана майорского ранга и две — капитан-лейтенанта ранга капитана.

* * *

Во все времена на всех флотах особой фигурой были навигаторы-пилоты или штурманы. Дело в том, что, несмотря на знание навигационной науки, главной обязанностью флотских офицеров было управление парусами и кораблем. Непосредственно штурманские дела считались делом не слишком благородным. Увы, но такова была традиция парусных флотов всего мира!